— Я понимаю. Я вполне понимаю ситуацию. Как я вам уже сказал, я довольно много читаю. Я знаю, что обо всем этом говорит психология. Но у меня есть долг по отношению к маме.
— А разве не будет исполнением этого долга — и долга по отношению к себе тоже, — если вы поместите ее в… ну, лечебницу?
— Она не сумасшедшая!
Его голос больше не был ни тихим, ни извиняющимся, он стал резким и визгливым. Пухлый и только что безобидный мужчина вскочил на ноги и резко всплеснул руками, смахнув при этом со стола чашку. Брызнули осколки, но Мэри даже не посмотрела на пол. Она видела лишь это неузнаваемо изменившееся лицо.
— Она не сумасшедшая, — повторил он. — Что бы там вы — или кто другой — не думали, она не сумасшедшая. Что бы там не писали в книгах, и что бы не говорили психиатры. Они бы рады были упрятать ее куда-нибудь, только дай им волю — одного моего слова было бы достаточно. Но я его не скажу, потому что я знаю. Вы понимаете это? Я знаю, а они — нет. Они не знают, как она заботилась обо мне все эти годы, как она в буквальном смысле слова ишачила на меня, как страдала из-за меня, какие жертвы ей приходилось приносить. Если теперь у нее появились странности, то это моя вина — я в ответе за это. Когда она пришла ко мне в тот раз и сказала, что собирается снова выйти замуж, это я ее остановил. Да, я — не кто-то другой! И не нужно говорить мне о материнской ревности или об излишней опеке — я во сто крат хуже ее. В сто раз более сумасшедший, если вам так хочется употребить это слово. Меня бы моментально упрятали в психушку, если бы кто узнал, что я говорил, и что делал, и как себя вел. В конце концов я сумел приспособиться. Она — нет, ну так что ж? Кто вы такие, чтобы решать? Я думаю, все мы временами немного сумасшедшие.
Он умолк, но не хватило ему не слов, а дыхания. Его лицо стало очень красным, сморщенные губы начали дрожать.
Мэри встала.
— Я… Мне очень жаль. Правда. Я должна извиниться. Я не имела права говорить того, что сказала.
— Да. Я знаю. Но это не имеет значения. Просто я не привык подолгу разговаривать с чужими. Живешь все время один, вот все и накапливается. Набивается внутрь, как в эту белку.
Он был уже не таким красным и попытался улыбнуться.
— А симпатичная она, правда? Я часто хотел завести себе живую, чтобы ее можно было приручить.
Мэри взяла со стола сумочку.
— Мне, пожалуй, пора. Уже очень поздно.
— Ну что вы, не уходите. Мне страшно стыдно, что я поднял такой шум.
— Да нет, дело вовсе не в этом. Просто я действительно очень устала.
— Но я надеялся, что мы, может быть, посидим еще немного. Я собирался рассказать вам о своем хобби. У меня в подвале что-то вроде мастерской…
— Я бы с удовольствием посмотрела, но я правда просто падаю с ног.
— Ну, что ж, ничего не поделаешь. Я провожу вас до мотеля; все равно, нужно еще закрыть контору. Клиентов, похоже, сегодня больше не будет.
Они вернулись в прихожую, и он помог ей одеться. Плащ он подавал так неуклюже, что Мэри почувствовала раздражение, однако вовремя сдержала готовые вырваться сердитые слова, потому что угадала причину его неловкости. Он боялся прикасаться к ней. В этом было все дело. Бедняга действительно был в ужасе от того, что находился рядом с женщиной!
Он взял фонарик и повел ее вниз к усыпанной гравием подъездной дорожке, огибавшей мотель у подножия холма. Дождь уже прекратился, но звезд все равно не было видно, и стояла полная темнота. Завернув за угол, Мэри оглянулась на дом. Окна на втором этаже все продолжали гореть. Может быть, старая женщина не спала — может, она слышала весь их разговор, закончившийся так шумно?
Мистер Бейтс остановился перед ее номером, подождал, пока она вставит ключ в замочную скважину и откроет дверь.
— Спокойной ночи, — сказал он. — Приятных снов.
— Благодарю вас. И огромное спасибо за гостеприимство.
Он открыл рот, но отвернулся, ничего не сказав. В третий раз за вечер Мэри увидела, как он краснеет.
Она закрыла за собой дверь и заперла ее изнутри. Некоторое время до нее доносились его удаляющиеся шаги, потом раздался характерный щелчок замка на двери конторы, расположенной рядом.
Она не слышала, как он ушел, потому что сразу принялась распаковывать вещи. Достала пижаму, тапочки, баночку с кремом, зубную щетку и пасту. Затем разворошила большой чемодан, извлекая со дна платье, которое собиралась одеть завтра на встречу с Сэмом. Платье нужно было хотя бы повесить на ночь, раз уж выгладить его не было возможности. Завтра все должно быть на месте.
Все должно быть на месте…