А что было реальностью?
Мертвая девушка. Девушка, которую убила его мама. Не слишком приятный факт и еще менее приятное зрелище, но, тем не менее, факт.
Если он сейчас уйдет, это не вернет девушку к жизни. И если он выдаст маму полиции, это тоже никак не поправит дела. В данных обстоятельствах лучшей линией поведения — и единственно возможной — было избавиться от тела. И он не должен был мучить себя чувством воображаемой вины.
Однако когда он на самом деле вошел в душевую кабинку и стал делать то, что было необходимо, его желудок не выдержал. Даже после того, как Нормана вывернуло наизнанку, сухие бесплодные спазмы продолжали то и дело сотрясать его тело. Мясницкий нож он нашел почти сразу: тот торчал из-под туловища. Его он тут же отправил в корзину. В карманах комбинезона нашлась пара старых перчаток, и он одел их, прежде чем приниматься за остальное. Хуже всего было с головой. Больше у девушки ничего не было отрезано, только страшно искромсано, и ему пришлось плотно прижать ее конечности к туловищу, чтобы завернуть тело в клеенку и запихнуть его в корзину поверх всего остального. Наконец с этим было покончено, и Норман с облегчением захлопнул крышку.
Правда, оставалось еще вымыть ванную и сам душ, но этим он займется потом, когда вернется.
Он выволок корзину в комнату, нашел на кровати сумочку девушки и выудил из нее ключи от машины. Потом осторожно приоткрыл дверь, оглядываясь по сторонам и опасаясь увидеть свет фар приближающейся машины. Но на дороге было пусто; никто не проезжал мимо уже несколько часов. Ему оставалось лишь молиться и надеяться, что никто и не проедет.
Он взмок задолго до того, как ему удалось открыть багажник и поднять в него тяжелую корзину, но обильный пот лился с него ручьями не от напряжения, а от страха. Но наконец корзина стояла в багажнике, и он снова был в комнате, собирал ее вещи и запихивал их в ночную сумку и в большой чемодан, разложенный на кровати. Он нашел туфли, чулки, лифчик, трусики. Прикасаться к лифчику и трусикам было хуже всего. Если бы в желудке у него было еще хоть что-то, оно немедленно оказалось бы на полу. Но там оставался лишь страх — тот самый, что покрыл липкой влажной пленкой пота его кожу.
Что теперь? Салфетки, шпильки, разные мелочи, которые женщины обычно разбрасывают по комнате. Да, и сумочка. В ней, наверное, были какие-то деньги, но он даже не заглянул внутрь. Ему не нужны были ее деньги. Он хотел лишь избавиться от всего, что напоминало о ней, — и поскорее, пока ему везло.
Он перенес вещи в машину, положил на переднее сидение. Потом закрыл и запер дверь номера. Снова оглядел весь видимый участок дороги. Никого.
Норман завел машину и включил фары. Это было опасно, ехать с зажженными фарами, но иначе по полю не проехать. Он осторожно тронулся, завернул за угол мотеля и въехал по усыпанной гравием дорожке наверх к дому. Еще один отрезок дорожки тянулся вдоль заднего фасада и заканчивался у старого сарая, который Норман переоборудовал под гараж для своего шевроле.
Он переключил скорость и свернул на траву. Теперь он ехал по полю, и машину начало сильно трясти. Где-то тут была колея, и ему удалось отыскать ее. Раз в несколько месяцев Норман цеплял к своей машине прицеп и спускался по этой колее к лесу у болота, чтобы набрать дров для кухни.
Этим он и займется завтра, решил он. Прямо с утра и поедет, чтобы колеса шевроле и прицепа затерли отпечатки шин, оставленные сегодня. А если где-то в грязи и останутся следы от его ботинок, он сможет сослаться на поездку за дровами.
То есть, если ему потребуется что-то объяснять. Очень может быть, что везение его не оставит.
Во всяком случае, оно не оставляло его, пока он добирался до болота. А там он выключил фары и подфарники и все остальное проделал в темноте. Это было не так просто и заняло много времени, но он справился. Завел мотор и, включив заднюю передачу, выпрыгнул из машины. Она съехала вниз по склону и начала погружаться в трясину. На склоне должны были остаться отпечатки шин, и ему нужно было не забыть разровнять их. Но главным сейчас было не это, а то, чтобы машина утонула. Он видел, как на поверхности болота, в котором уже скрылись колеса, лопаются пузырьки газа. Господи, хоть бы она погрузилась целиком, иначе ему уже не вытащить ее обратно. Она должна утонуть! Медленно, очень медленно мутная вода скрывала бамперы. Сколько он уже стоял тут? Ему казалось, что несколько часов, но машина все еще торчала из воды. Однако ил уже подобрался к дверным ручкам, в него постепенно уходили ветровое и боковые стекла. До Нормана не доносилось ни звука: машина погружалась дюйм за дюймом в полном безмолвии. Вот осталась видна только крыша. Неожиданно раздался противный резкий звук. Чмок! И машины больше не было. Она скрылась под поверхностью болота.