— Толик! — закричала тетя Клава. — Вернись!.. Толик!..
Но Толик, конечно, не вернулся, увлекаемый злым ветром погони.
Тетя Клава печально покачала головой:
— Вот несчастье, не попали в Москву. Поди попробуй пойми их. Кто прав, кто виноват?.. — Она посмотрела на Васильева. — Ты не знаешь, за что они так на нее?
— Не знаю, — мрачно ответил Васильев, отряхиваясь после падения.
— Я так и думала… Вы все всегда ничего не знаете. — Тетя Клава скрылась в парикмахерской.
И тут вновь появился Димка… и увидел Васильева.
— А где остальные? — спросил он, едва отдышавшись.
— Остальные?.. Известно где. Бессольцеву погнали.
— Погнали?.. Эх, черт, не успел я, — сказал Димка. — А то у меня был к ним один разговор…
— Про Бессольцеву? — спросил Васильев.
— Про нее, — небрежно и самоуверенно ответил Димка. — Я бы им все карты перепутал.
— А что хотел сказать? — заинтересовался Васильев.
— Пока секрет. — Димка победно ухмыльнулся.
— Значит, ты ей поможешь? — обрадовался Васильев.
— Конечно помогу, — кивнул Димка.
— Неужели она предатель? — Васильев в сильном волнении посмотрел на Димку.
— А ты не веришь? — осторожно спросил Димка.
— Факты — вещь упрямая, — ответил Васильев. — Но я все равно почему-то не верю.
— Она тебе нравится? — вдруг спросил Димка.
Васильев смутился — круглые большие глаза за толстыми стеклами очков отвернулись в сторону.
— Молчишь? — продолжал Димка. — Значит, нравится.
— Миронова чокнулась: раз виноват, то расплата. Лохматый рубит, как гильотина.
— И чего они на нее так взъелись? — осторожно спросил Димка.
— Не на нее, а на предателя. Они никому бы этого не простили. — Васильев криво усмехнулся: — Даже тебе!
— Ну, я-то их не боюсь, — ответил Димка и вдруг почему-то добавил: — Послушай, Васильев, а может, ей лучше уехать?
— Уехать? — Васильеву это предложение явно не понравилось. — Совсем?!
— Ну ты даешь… — сказал Димка. — Человек погибает, а тебе, видишь ли, расставаться с нею неохота. — Он замолчал, задумался. — Я бы ей обязательно об этом сказал. Но мне неудобно… Слушай, Васильев, сделай это ты! Надо же ее выручить.
— Вот дура! — сказал Васильев. — Ну зачем она это сделала? — Он посмотрел на Сомова: — Ну зачем?!
В это время издалека, откуда-то сверху, из чистого, прозрачного высокого неба, какое бывает только в сухой погожий осенний день, донесся крик:
— Чу-че-ло!
— Пре-да-тель!..
Димка и Васильев переглянулись.
— Мы здесь сидим, беседуем… А ее, может, там колотят! — вдруг крикнул Димка и бросился бежать.
Васильев сорвался за ним следом.
Глава десятая
— Ты представляешь, — сказала Ленка, — они гнали меня по городу. На виду у всех. Бежать мне было трудно… Тебя никогда не гоняли, как зайца?..
Николай Николаевич промолчал, хотя его тоже гоняли, и он знал, как это трудно. Во время войны он бежал из плена. Его отправили на полевые работы куда-то под Гамбург, и он снова бежал. Утром в лесу его обнаружили дети, он заснул от слабости или, может быть, просто потерял сознание от голода. Он проснулся от неясного шороха и тихого разговора по-немецки. Открыл глаза и увидел детей — они были вооружены палками. Он попытался улыбнуться им, встал и, не оглядываясь, пошел по лесной тропинке. А они загалдели, ринулись следом, забегая вперед и толкаясь позади него. Тогда он побежал, а они засвистели и заулюлюкали, победно размахивая палками. И так они гнали его, пока он не упал.
— Вот ты и не знаешь, что это такое, когда тебя гоняют, как зайца. А получается, раз побежал — значит виноват. Теперь я ученая — надо отбиваться, если даже их много и тебя бьют. Но бежать нельзя. Тогда я этого не понимала и побежала.
А они меня гнали:
«Чу-че-ло-о-о!»
Прохожие смотрели на меня: каждому охота поглазеть на чучело. Тогда я переходила на шаг, ну чтобы получилось, что вроде бы не я убегала и вроде бы не мне кричали.
Один раз они меня нагнали, и Валька схватил меня за руку. Но я вырвалась и вбежала в нашу улицу. А вся эта стая — за мной!
И тут я увидела Димку — он бежал за нами следом. Он летел на всех парусах. Он спешил, чтобы спасти меня. Он ведь тогда еще думал, что он храбрый.
А я вскочила в калитку. Последнее, что я заметила, — это то, что стая окружила Димку, и последнее, что я услышала, — это их победный хохот.