— Надо уколоть ногу булавкой или чем-нибудь острым, — говорил он, — или потянуть носок на себя.
У меня с собой были только длинные ногти да зубы. С помощью них я и решала эту проблему. Иногда во время судорог я резко дёргала на себя стопу за пальцы. Но всё это со временем перестало быть эффективным, и я орала от боли. Блики на воде от лунного света усыпляли меня. Я совсем обессилела и хотела спать. Мне было уже всё равно. Смирившись с участью, я согласна была утонуть, лишь бы закрыть глаза и заснуть. Казалось, что моя душа улетела куда-то. Я стала невесомой. На горизонте забрезжил рассвет. Но всё это уже было, как в тумане. Я успокоилась, устала и приготовилась умирать. Как вдруг вспомнила старушку-попрошайку с рынка.
— Кто же ей будет давать монетки, если я умру? — в отчаянии подумала я, словно кроме меня ей их никто никогда не давал.
И мне, почему-то, стало так жалко её. Я стала лихорадочно вспоминать лица женщин из той очереди, в которой стояла за белорусским творогом.
— Может, эта женщина будет давать ей монетку? — задавала я себе вопрос, вспомнив одну из них.
И сама же себе отвечала:
— Нет, эта точно больше давать не будет!
— Может быть эта или та?
Мысли лихорадочно сменяли одна другую, я словно бредила. И вот я оказалась в каком-то лабиринте. Мечусь в нём из тупика в тупик, а выбраться не могу. При этом непрестанно задаю один и тот же вопрос: «Кто же бабушке будет давать монетки, если я умру?»
— Что это за лабиринт? — подумала я, — и почему я знаю, что мечусь в нём, но себя в нём не вижу?
На какое-то время я потеряла мысль и успокоилась. Но вскоре мысль вернулась.
— А — а — а! — поняла я. — Это лабиринт моих мыслей! Я сама себе задаю вопрос, а когда не нахожу на него ответа, попадаю мысленно в тупик. Вот, почему я себя не вижу в лабиринте. Ведь мысли же невидимы. Нет, я не имею права утонуть до тех пор, пока не найду того, кто будет давать бабушке монеты! А, когда найду…
Мне казалось, что от напряжения шевелится мозг в голове. Но замену себе я так и не нашла. И тут я услышала свой голос, звучащий, словно в металлической бочке:
— Видать так и придётся самой давать монетки бабке!
Какой-то толчок привёл меня в чувства. Смотрю, а меня на носилках спускают с катера.
— Я что, не утонула? — тихо спросила я и, не дождавшись ответа, погрузилась в сон.
Проснулась я от страшного голода. Лежала на кровати, а рядом стояла капельница. Зашёл молодой мужчина, выдернул из вены иглу и ушёл. Потом появился врач — египтянин, говорящий на ломаном русском языке. Спросил о самочувствии и пообещал, что завтра за мной приедут из отеля. Меня покормили. Затем смазали чем-то лицо и руки. Жжение кожи на лице и кистях рук утихло.
Прибыв в отель, я встретила своих друзей целыми и невредимыми. Оказывается, их нашли через три часа после всплытия. Меня долго искали. Вечером поиски прекратили, и найти живой меня уже не надеялись. Друзья подняли шум в отеле, и настояли на немедленном продолжении поисков.
Многие отдыхающие в отеле люди различных национальностей подходили ко мне, улыбались, что-то говорили, жали руку и фотографировались со мной.
— Они поздравляют тебя с удачным спасением, — сказала Лена.
— Теперь ты, Жанна, звезда этого отеля, — с иронией произнёс Влад.
— Бери выше, — съязвил Сергей, — вот посмотришь, все эти фотографии с Жанной скоро появятся в Интернете с описанием её чудесного спасения.
Через день я вернулась домой. Отпуск закончился, и я вышла на работу. В этот день нам выдавали зарплату. Мне тоже причиталось немного.
— У тебя есть пятирублёвые монеты? — спросила я кассиршу.
— Полно!
— Разменяй мне сотню.
— Зачем тебе двадцать монет? — удивилась кассирша.
— Надо.
С этого дня я никогда не ходила на рынок без монет достоинством в пять рублей. Я была уверена, что воспоминание о бабушке-попрошайке спасло мне жизнь. И мне хотелось хоть понемногу благодарить её за это при каждой нашей встрече. Приходя на рынок, я иногда встречала её. Она же никогда не поднимала на меня глаз, но, поравнявшись со мной, выбрасывала вперёд свою костлявую руку. Я клала на неё заранее приготовленную монетку. Иногда я видела её со спины, стоящую у прилавка или донимающую своими концертами очередь. Тогда я двумя пальцами брала монетку и осторожно, чтобы никто не видел, опускала в оттопыренный и отвисший карман её старой, но чистой одежды. И что самое интересное, она, не поворачиваясь в мою сторону, резко говорила: