Я молчала, прислушиваясь к себе.
– Ну, хоть немного? – умоляюще спросил он.
– Не знаю, – ответила я и протянула руку. Мне вдруг захотелось дотронуться до его лица. Оно было красиво в своей незаурядности. Как я раньше этого не видела? И колюче от острого ищущего взгляда и щетины, которая выросла за эту ночь, и у него нежные губы, странные и притягательные. Определенно, они мне нравились этой ночью. И даже сейчас, вспомнив их прикосновение, я покраснела от удовольствия и, наверное, слишком пристально смотрела на них. Стив что-то почувствовал и очень естественно приблизил их вплотную ко мне и заодно всего себя. И от этого наше утро перестало отличаться от ночи, кроме, может быть, света, но он смущал меня только вначале. И все же я выпроводила Стива восвояси и не разрешила ему помочь мне, хотя он опять набивался в горничные.
Когда я была готова, он повел меня завтракать. За громадным столом нас было только двое, не считая настоящего английского джентльмена в перчатках, с седыми бакенбардами, с бесстрастным лицом и изысканными манерами. Это был наш дворецкий, мистер (чуть не сказала сэр) Хьюго Конвей, который прислуживал нам во время трапезы. Я робела, и мне было неудобно.
В зале, куда затем мы вошли, я растерялась еще больше, потому что там оказалась пропасть народу. Я машинально вскинула голову, как леди Джейн. У меня это был детский приемчик, таким образом я старалась не потеряться совсем.
При нашем появлении установилась глубокая тишина, которую нарушил Стив, торжественно возвестив:
– Я собрал вас здесь, чтобы представить вам мою жену миссис Элизабет Гордон. Отныне на Неприступном и во всех других моих владениях она – главное лицо. Ее распоряжения и желания должны выполняться, как мои, и даже лучше. Она теперь ваша хозяйка.
И т. д и т. п. Во время этой тронной речи я лихорадочно припоминала, что должно делать владетельной особе после того, как верные селяне крикнут: «Ура!». Ага, кажется, полагается брать с подноса медные или золотые монеты и бросать прямо в толпу. Но подноса-то нет! Тогда, может быть, просто помахать рукой, но, увы, и она намертво приросла к туловищу, которое вообще одеревенело. Слава богу, селяне ограничились аплодисментами, а я – робкой улыбкой.
После чего мне были представлены все присутствующие. Всех, конечно, я не запомнила, но некоторых успела. Так, например, секретаря Стива, его правую руку, Кена Трэйси, который выделялся своим смышленым интеллигентным лицом, доктора Майкла Челси, добряка и увальня, шефа охраны Боба Дугласа с цепким неулыбчивым взглядом и фигурой, не оставляющей никаких надежд злоумышленникам, капитана яхты «Красавица» Грега Уилсона, голубоглазого очень загорелого блондина, командира боинга Лесли Вильямса, принадлежащего к редкой категории симпатичных людей, оказывающихся рядом в трудную минуту. Из женщин была одна Бриджит Конвей, солидная сорокалетняя дама очень достойного вида, моя горничная и жена нашего дворецкого.
После окончания церемонии Стив сказал:
– Знаете, Лиз, а я ведь первый раз так представил свою жену. Я хочу, чтобы вы были хозяйкой не только моего сердца, но и всего, что принадлежит мне.
– Я тронута, но вы забыли о подносе.
– О подносе?
– Да, с монетами, я должна была их разбрасывать согласно ритуалу.
Стив озадаченно, без тени улыбки посмотрел на меня и сказал:
– А что, неплохая мысль. Они обязаны запомнить этот день. Я прикажу Кену выдать всем премию и повысить жалованье в вашу честь.
У меня чуть было не сорвалось: «А салют и залп из всех орудий?» – но удалось прикусить свой длинный язык.
В море мы тем не менее вышли. Снасти скрипели, ветер надувал паруса и мою юбку, обдавая нас солеными брызгами. Стив хотел напялить на меня на всякий случай спасательный жилет, но я категорически отказалась становиться посмешищем для команды. Тогда он запретил мне подходить к фальшборту, ну и для верности держал за руку или обнимал, ссылаясь на опасный крен судна.
И я вдруг поняла, что мне отчего-то очень нравится вот так стоять с ним рядом, прижавшись к его крепкому телу, и будь моя воля, я бы совсем не спешила выбираться из тесного кольца его рук. Я улыбалась.
– Вы довольны? – спросил он, наклоняясь к моему Уху.
– Да! – чистосердечно призналась я.
– Поцелуйте меня, – попросил он.
– Не сейчас.
– Почему?
– Мы не одни.
– Разве?
– Да, у нас здесь куча ревнивых свидетелей, не считая команды.
– Например?
– Например, это солнце, этот ветер, эти волны, это синее небо. Они не хотят, боятся, что мыперестанем их замечать.
– Тогда я украду вас у них.
– Украдите, – согласилась я.
И уже без свидетелей, в каюте, я целовала его, а он меня, и весь мир куда-то пропал, и уцелели только мы вдвоем, и у меня не возникло сожаления по поводу этой катастрофы, а был восторг и ощущение чуда. И не знаю, как это случилось, но я сказала ему:
– Я люблю вас!
Он замер, и неистовая радость вспыхнула в его глазах, он поверил.
– Скажите это еще, Лиз, – охрипшим голосом попросил он.
– Я люблю вас! – покорно повторила я.
– Нет, скажите: «Я люблю вас, Стив Гордон», – потребовал он опять.
– Я люблю вас, Стив Гордон!
Мне самой хотелось повторять и слушать, как это великолепно звучит, и совершенно правда, потому что все во мне было согласно с этим утверждением. Он крепко прижал меня к себе и смеялся, глядя на мое счастливое лицо.
Вот так я попалась, и было решительно наплевать на свои прошлые сомнения и предубеждения. Они ничего теперь не значили перед тем, что внезапно распустилось у меня в груди.
Вечером Стив велел мне идти к себе и слушаться Бриджит. Она отправила меня в ванную, потом принесла коробки, из которых извлекла то самое великолепное платье, в котором я была с Гарри, и все остальное к нему. Единственное изменение коснулось драгоценностей. Они были уже не фальшивые. Она помогла мне одеться и повела за собой. Указав на ярко освещенное крыльцо, она сказала:
– Вам туда, – и удалилась.
Небо, усыпанное яркими звездами, сгущало черноту ночи, сверчки мирно подыгрывали тишине на своих скрипочках, и я, еле сдерживая нетерпение, пошла в указанную мне сторону. Когда я поднялась по ступенькам, из темноты ко мне шагнул знакомый пират. Он церемонно поклонился, поцеловал мою руку и сказал:
– Вы появились в точности, как тогда. Неожиданно. Неправдоподобно прекрасная и таинственная, вас никто не знал, но все вдруг почувствовали, что вероятность необычного резко подскочила вверх и что жизнь не такая уж скверная штука. И когда вы исчезли, то разбили не только вазу, но и мое сердце, и дюжину других в придачу. Идемте, любовь моя, эту ночь мы будем одни, вы, я и музыка. Так однажды привиделось мне, и я бесконечно счастлив сейчас.
Он ввел меня в огромный зал, где действительно были только мы вдвоем вместе с завораживающей тихой музыкой, вызывающей обвал в душе, и без того потрясенной. Я танцевала, не чуя под собой ног, Нэнси была бы довольна безнадежной ученицей, потому что я была трансе от его сияющих глаз, в которых блаженно окончательно утонула.
Просыпаясь утром, я с удивлением спрашиваю себя: «Неужели эта история приключилась с тобой, Лиз? Откуда взялась эта невероятная нежность, которая затопляет тебя всякий раз, стоит только взглянуть на этого сильного человека, который лежит сейчас рядом с тобой?» Он еще не проснулся, но его беспокойная рука ищет меня и, найдя, притягивает к себе. Я благодарна за этот собственнический жест, за этот плен и, не удержавшись, целую его. И как ни легко прикосновение моих губ, он улыбается и открывает глаза. А в них что-то такое, отчего у меня замирает сердце, и я абсолютно уверена, что я самая счастливая женщина на Земле. Он целует меня, в нем пробуждается страсть, которая захватывает и меня, заставляя трепетать мою плоть в предвкушении невыразимого блаженства, которое неумолимо приближается и, настигнув, исторгает стон из моей души.