Все это было сказано с очень явным торжеством, к сожалению, недолгим.
– Страшное будущее вы мне наворожили. Но и у меня есть в запасе вариант. Вы, милая леди, забудете вашего мужа и других мужчин и предадитесь мне всей душой. Но я не буду так жесток, как вы, я оставлю вас при себе в качестве комнатной собачки. Я разрешу вам видеть меня и за хорошее поведение и преданность в качестве награды иногда, не очень часто, чтобы не слишком баловать, буду удовлетворять вашу страсть ко мне.
Такой вариант мне в голову не приходил. Он озадачил меня до крайности. А когда это со мной случается, я перестаю следить за собой и имею самый дурацкий вид. Один открытый рот чего стоит! Не считая вздернутых бровей и вытаращенных глаз, которые часто мигают. Вот Корсан чуть и не вывалился из седла от хохота. Хорошо, я машинально придержала, не позволив убиться.
Всю обратную дорогу у него было превосходное настроение, в отличие от моего. И если бы не библиотека, я бы не скоро избавилась от мрачной ипохондрии, напавшей на меня.
В библиотеке было море книг, а я, когда начинаю листать их, как-то забываюсь и перестаю замечать постороннее, тем более, когда я тысячу лет не сидела на лестнице в излюбленной позе комочком, но чтобы одна нога непременно болталась на свободе. Так мне удобно, и ничего с собой поделать не могу. Это еще с детства такая привычка укоренилась, несмотря на борьбу с ней леди Джейн, Кэрол, Нэнси и Стива. Кажется, к ним решил подсоединиться и Корсан. Вон также за ногу ухватился.
– Эй, милая леди, вы там навсегда обосновались?
– А что, мешаю вам?
Эгоист несчастный! Кабинет большой, места видимо-невидимо, вон же еще одна лестница. Нет, вытурить человека хочется по вредности характера.
– Нет, можете приходить сюда в любое время и сидеть на своем насесте сколько хотите, но уже четвертый час пошел, и вам не мешает подкрепиться. Слезайте. К обеду я разрешаю вам не переодеваться.
– А потом я вернусь сюда?
На всякий случай не мешает уточнить, если нет, надо сразу прихватить ту стопку.
– Ну, если хотите.
– Хочу, хочу, – поспешно заверила я, с неохотой спускаясь вниз.
Весь обед я боялась, что он передумает и под каким-нибудь благовидным предлогом не пустит меня к себе, и поэтому хотела опередить его. Проглотив наспех несколько кусков, я поднялась и, пробормотав что-то неразборчиво-оправдательное, хотела бежать занимать место, но он успел схватить меня за руку и усадить обратно, причем это все одновременно с нудной лекцией о вреде непережеванной пищи и сентенциями о правилах хорошего тона. Ладно уж, посмотрим, как ты сам будешь их нарушать, когда не сдержишь своего слова.
Но мне не пришлось выговаривать ему свои ехидные заранее заготовленные колкости, потому что он не только не захлопнул дверь перед самым моим носом, но широко распахнул ее передо мной.
Я мигом забралась на свое место и отключилась до того, как он опять схватил меня за ногу и велел спускаться.
– Что, опять есть надо? – спросила я.
– Нет, до ужина у вас еще два часа, чтобы проветрить мозги и одеться.
Я взяла свою стопку и неуклюже полезла вниз. Эх! Мне бы догадаться и держать ее покрепче, да увернуться, ведь знала, с кем имею дело. Но я прозевала момент. Он отобрал ее у меня и не церемонясь выставил за дверь, даже препираться не захотел. А еще джентльмена из себя разыгрывает. Несколько книг пожалел!
Я с неудовольствием и досадой смотрела на нелюбезно закрытую дверь, когда она опять распахнулась и появившийся Корсан грозно спросил:
– Как?! Вы еще здесь?!
Пришлось спешно уносить ноги, и только за углом, где он не мог ничего увидеть, потрясти кулаком: дескать, и воздается же тебе когда-нибудь по заслугам – трепещи!
Но делать нечего, пошла натягивать форму. Она была опять новая и такая же великолепная, украшения – тоже. Если так пойдет дальше, то миллионы Корсана неминуемо перейдут к ювелирам и портным.
Пусть себе разоряется! Чего его жалеть? Он-то никого не пожалел.
– Эй, Лиз! – услышала я голос Билли. Обернулась и махнула ему рукой.
– Залезай, если уж маячишь в окне.
– Ты где пропадала? – спросил он.
– В библиотеке.
– А что ты там делала?
– Читала.
– Все время? – поразился он.
– Угу.
– Во даешь! Это же сколько надо терпения иметь! И чего ты там вычитала?
– Ну, разное, например, об одном человеке, который написал много книг, о его друзьях, родных, врагах, завистниках, некоторых обстоятельствах его жизни, как это потом превращалось в то, что он писал.
– Понятно, а я, пока ты прохлаждалась, шалаш поставил на озере, вместительный. Завтра утром увидишь.
Все время нашего разговора Билли не стоял на месте, не тратил даром время. Он сделал круг, открывая по ходу дела все, что открывалось, не найдя ничего стоящего, остановил свое внимание на самом блестящем и заманчивом – на украшениях. Первым он взял кольцо, которое повертел в руках, посмотрел через него одним глазом на себя в зеркало, потом приладил его на нос. Там оно плохо держалось, но на большом пальце – значительно лучше, здесь и осталось, и, чтобы не обижать остальные четыре, украсил и их тоже. Потом попались серьги; не найдя дырочек в ушах, он нашел все равно за что им зацепиться рядом, в роскошной шевелюре. Места оказалось в избытке, и на ней прекрасно разместилось все остальное: колье, браслеты и прочее.
И как всегда, когда человеку хорошо и весело и он вертит головой от удовольствия в разные стороны, чтоб лучше блестело, ворвется какая-нибудь вредоносная личность, которая все испортит. Эту неблагодарную роль взяла на себя Алиссия.
Сначала она остолбенела, потом перевела свой вопрошающий взгляд на меня. А я в это время лежала на животе поперек кровати и соучаствовала в этом вопиющем безобразии тем, что ничего не делала и, мало того, улыбалась в поощрение. Она сразу поняла, что я ей не помощница, и энергично принялась отлавливать Билли, так кошкой сразу и бросилась и, естественно, не поймала. Хотела бы я посмотреть на такого ловкача, которому это удалось бы. Но Алиссия не смирилась, немного присев и раскинув пошире руки, опять пошла на штурм. Билли отступал организованно, даже как бы с песнями и с заманиванием превосходящих сил противника согнутым пальцем с громадным бриллиантом. Вот он уже в углу. Спасенья нет. Алиссия сделала отчаянный прыжок и почти схватила его, но он нырнул под захлопывающийся капкан ее рук, вскочил на подоконник, подмигнул ей в утешение (ну не любил он, когда из-за таких пустяков люди расстраиваются) и был таков.
Она звала, бранилась, высунувшись до половины из окна, попеременно сулила кнуты и пряники, но ничего не подействовало. Он не отозвался. Наконец Алиссия оборотила свое рассерженное лицо на меня, но я успела отвернуться, продолжая хихикать, несмотря на предпринимаемые усилия, и зловеще изрекла:
– Вам весело!
Я, отпираясь, замотала головой, но плечи еще предательски тряслись.
– А что хозяин скажет?
Вопрос интересный и актуальный. Смех прошел сам собой. Я призадумалась. Вернуть в оставшееся время сбежавшие сокровища нечего и пытаться. Дело безнадежное. И вообще придется подумать, как их выудить у Билли обратно, но раньше, чем завтра, меня вряд ли осенит. А пока что ж? (Вздох мой тоскливый и глубокий). Надо одеваться и как-нибудь выпутываться.
Чтобы не сразу бросалась в глаза моя преступная нагота, я закамуфлировалась шарфом и волосы распустила.
«Кажется, ничего!» – подтвердило отражение в зеркале.
Я не стала подходить к Корсану, издали поприветствовала и сманеврировала сразу к столу. Корсан был молчалив, против обычного, и только загадочно поглядывал на меня, но вполне мирно. Я уже думала, что пронесло, и расслабилась, но оказалось, рано, потому что в зеленой гостиной, куда он привел меня вслед за этим, он очень ловко стащил с моей шеи шарф, прежде чем я успела уцепиться за него, и, сверкнув глазами, спросил: