Я не успела вернуть свою вывернутую от любопытства голову в ее естественное положение, как Корсан отшвырнул ручку и хватил кулаком по столу так, что я вместе с некоторыми предметами испуганно подскочила. Но он не удовольствовался этим. Он подошел ко мне, развернул и грозно спросил:
– Ну?!
– Что? – в замешательстве переспросила я.
– Это я вас спрашиваю: что вам от меня надо?
– Мне ничего.
– Значит, вы весь обед не таращились на меня, не тащились сюда и не подглядывали за мной вот уже битый час?
– Ну, в общем, я хотела вас просить привезти для Билли что-нибудь из одежды.
– И все?
– Нет, еще, если вам не трудно, что-нибудь такое, за что он согласится подстричься, ну дудку там или ножик, или еще что-нибудь хорошенькое.
– Хм, что-то я не припомню, чтобы в детстве был таким прожженным дельцом. Кажется, этот малый нуждается в некоторых воспитательных процедурах.
– Вы с ума сошли! Не вздумайте! Как вам в голову могло такое прийти? Лучше бы я совсем вам ничего не говорила.
– Ну, хорошо, не кипятитесь. Ваш протеже не пострадает, как того заслуживает. Что еще вам требуется?
Я прикидывала, стоит говорить или для первого раза хватит? И, наверное, остановилась бы на последнем, если бы не Корсан, который зловеще прошептал:
– Я начинаю терять терпение, милая леди.
– Еще учебники для первого класса.
– Вы, кажется, решили заняться самообразованием?
Я проигнорировала эту колкость и пошла, и только у двери вспомнила, хорошо, что он еще не сел, а смотрел мне вслед.
– Да, вот еще что. Одежда Билли должна быть попроще, ну такая, чтобы он в ней не чувствовал себя стесненным незнакомцем. И потом, привезите мне джинсы, у меня нет ни одних.
– И не будет, я предпочитаю женщин в юбках, особенно, если они лазают по деревьям.
Я не хлопнула дверью, хотя очень хотелось.
ГЛАВА 33. КАК Я ОТБИРАЛА ХЛЕБ У ОТЦА НЕБЕСНОГО
Билли поджидал меня с правильным ответом и кучей вопросов относительно славного капитана и его товарищей. Мы пошли на наше место, где никто не мог нам помешать, так как, чтобы пробраться туда, надо или знать тайный лаз, или пожертвовать своим платьем, поскольку оно неминуемо раздерется о колючки кустарника, но таких охотников пока не находилось.
Повествование заняло у меня немало времени, потому что, разойдясь не на шутку, я почти разыграла в жестах, прыжках и лицах весь толстенный роман. Такого благодарного зрителя свет еще не знал, я – тем более, он был так очарован, что даже чесаться перестал. Только случайный взгляд на положение теней остановил поток моего красноречия. Если через пять минут я не буду у себя, то меня ждут большие неприятности: я не успеваю на вечернюю церемонию.
Не через пять, а через пятнадцать минут я влетела к себе, но Алиссии не было, как и нового туалета. Бежать к ней у меня сил не осталось, я свалилась в кресло и просто позвонила. Когда она пришла, я уже смогла выговорить:
– Где платье? Опаздываем!
– Платье в гардеробной, но оно вам сегодня не понадобится: хозяин уехал.
– Как уехал?
– Как обычно, на машине.
– Надолго?
– Кто его знает.
– Он ничего не велел мне передать?
– Нет.
– Странно.
Алиссия пожала плечами и ушла.
Я барабанила пальцами по подлокотнику кресла и злилась.
Уехал, значит. А я-то перед ним дрожала и распиналась. Бурбон противный. Опять к этим своим подался, и неизвестно, на сколько времени.
Было как-то очень досадно. Появись он в эту минуту, я бы ему все высказала, ни на что не поглядела. А когда у меня такое зверское настроение, это уж все пропало, ничего не поможет и лучше всего лечь спать.
Я так и сделала, но часа в два ночи проснулась, попыталась снова заснуть. Да куда там! Нет, до утра мне не дотерпеть. Я решительно встала, натянула халат и босиком, чтобы не шуметь, отправилась на кухню.
В доме было тихо и сонно, одни часы бодрствовали. Я никого не разбудила, бежала на цыпочках и свет не включала. Но на кухне пришлось, так как налетела на сковороду и наделала грохоту, но, к счастью, никто не отозвался. Но я не весь зажгла, а только одну свечу – знала, где лежит.
Открыв холодильник, я радостно потерла руки. Ван, голубчик ты мой! Я уже вытащила кое-что и высматривала, чтобы еще прихватить повкуснее, когда голос Корсана мне посоветовал:
– «Воспоминание» тащите.
Вытащить-то я вытащила по инерции, но поставить не сумела, чуть не выронила, хорошо, он подхватил.
– Э, да что с вами? Я не привидение, можете потрогать.
– Но вы же уехали? – Я еще сомневалась.
– И вы что же, полагали, навсегда? Нет, милая леди, как ни прискорбно для вас, но я вернулся, и только что, и страшно голоден, так что вытаскивайте все на стол.
Я все и поставила и свет хотела включить, но Корсан запретил.
– Не включайте, со свечой гораздо уютнее и необычайней. Такой полумрак рождает иллюзии. Садитесь.
Я села и принялась с не меньшим аппетитом, чем он, уничтожать Вановы запасы. Мы уплели все, включая «Воспоминание», и почти не разговаривали, обмениваясь короткими репликами типа:
– Попробуйте это…
– Наложить вам еще…
– Что вы думаете о…
и т. д. и т. п. Обычными репликами двух старых друзей, которые согласны во всем, даже в гастрономических пристрастиях.
Действительно, в этом освещении что-то есть. И мне совсем не страшно и свободно. И когда он откинулся на спинку стула и закурил, я решилась спросить:
– Что вы сегодня писали в кабинете?
– А вы как думаете?
– Не знаю, на письма не похоже, на деловые бумаги тоже, слишком много исправлений. Похоже, как если бы вы что-нибудь сочиняли.
– Вы угадали, я иногда мараю бумагу.
– Правда?! – ахнула я.
– Чему вы так обрадовались? Я не настоящий писатель и не собираюсь им становиться.
– Все равно это здорово. И что вы пишете?
– Рассказы, пробую переложить некоторые жизненные впечатления.
– А как вы начали?
– Случайно, когда я вышел, я был очень одинок, родители умерли, друзей старых растерял, новых заводить не хотел, а выговориться кому-нибудь надо, многое накопилось, вот и доверился чистому листу, он, как известно, все стерпит. И знаете, помогло. А потом как-то втянулся.
– Вы кому-нибудь показывали ваши рассказы?
– Нет, и не имею такого желания.
– А вчера вы о чем писали?
– О старике Шоне, удивителен был, да… потрепала его жизнь… потрепала.
Он задумался. Я не вытерпела и попросила:
– Расскажите!
– О чем?
– Ну, о Шоне.
– Нет, милая леди, это не для вас, и вообще вам пора спать. Завтра вас ждет трудный день: вы будете отнимать хлеб у нашего отца небесного, а это всегда нелегко.
– Значит, вы привезли, что я вас просила?
– Конечно, зачем же я, по-вашему, ездил?
– Неужели за этим? А я думала…
– Что вы думали?
– Так, ничего.
– Нет уж, извольте ответить.
– Я думала, что вы опять к своим женщинам.
– Одно другому не мешает, я действительно заехал к одной хорошенькой леди.
– Так что же она вас не покормила?
– Я еще не был голоден, вернее, был, но в другом роде, и уж его-то она утолила, как и я ее; в общем, мы получили массу удовольствий.
– Могли бы остаться у нее на всю ночь, и их было бы еще больше.
– Вы правы, но если бы я был таким эгоистом, то вы бы не имели свои заказы утром и лишились бы этого чудесного ужина, вам ведь понравилось, милая леди, не отпирайтесь. (Это в ответ на мое яростное мотание головой). Вы съели гору всякой всячины, выудили из меня разные сведения, в том числе щекотливые, и глаза ваши блестели, и вы не боялись меня, хотя никогда еще так соблазнительно не выглядели. Этот халат, безусловно, вам идет. Ну зачем вы его запахнули? Все было так мило, по-домашнему, мне даже стало казаться, что мы старинные любовники, сидим себе на кухне и болтаем о разных пустяках. Я же говорил, что это освещение рождает иллюзии. Не убегайте, я вас провожу.