ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой я иду в новую школу, мое имя преследует меня, и я знакомлюсь с этим болваном Исаком
Я сидела на кухне и запихивала в себя тосты, которые со злости сожгла почти до углей. Вошла мама в пятнистом платье с узором под леопарда, выставлявшем на обозрение ноги и грудь. Вдобавок она надела пожарно-красные туфли, напялила черные чулки в сеточку и диковинные темные очки в усыпанной блестками оправе.
— Ты уже встала? — прощебетала она. — Вот, хочу проводить тебя в школу.
— А я думала, ты на маскарад собралась, — ехидно заметила я, придавая голосу как можно больше злобы.
— Познакомлюсь с твоей учительницей, — продолжала мама, пропустив мои слова мимо ушей, — и на твоих друзей посмотрю.
— Никакие они мне не друзья. Я их еще в глаза не видела.
— Что с тобой? — обиделась она. — Не ты ли говорила, что хочешь иметь нормальную маму. Нормальная мама обязательно бы в первый день проводила дочку в новую школу.
— Нормальная мама никогда бы так не вырядилась.
— Как — так? — удивилась мама и даже сняла очки, чтобы лучше меня разглядеть. — Чем тебе не нравится мой наряд?
— Ты похожа на чокнутую дикарку из какого-нибудь фильма про Тарзана, — проворчала я, ощущая, как злоба пускает корни в моем сердце.
Из туалета приковылял Ингве, уселся за стол, насыпал себе в йогурт гору пшеничных ростков, сухих дрожжей и дробленых орехов.
— О чем речь? — прохрустел он, расправляясь с хлебцем.
— Моя дочь не хочет, чтобы я проводила ее в школу. Считает, что я выгляжу как полоумная дикарка.
— Конечно, мама должна тебя проводить, — заявил Ингве, совершая положенные двадцать четыре жевательных движения.
— Ни за что! — прошипела я и выскочила из-за стола.
На ходу я как бы нечаянно опрокинула пакет с обезжиренным молоком. Бело-голубой водопад хлынул со стола прямо на отглаженные брюки Ингве.
— Ты что, матери стесняешься? — крикнула мама вдогонку.
— Да, — проорала я, чувствуя, как злоба закипает во мне.
Прежде чем выскочить на улицу, я бросила взгляд в большое зеркало в прихожей. В нем отразилась худенькая долговязая невзрачная девчонка в залатанных джинсах, кроссовках и полосатой майке. Глаза, смотревшие из-под короткой челки, источали злобу. Я натянула розовую куртку и двинулась в школу.
Если мама была похожа на дикарку, то я смахивала на оголодавшую городскую крысу.
Конечно, я в первый же день опоздала в школу. Немало времени ушло на то, чтобы отыскать на берегу кирпичную коробку с черным двором и какой-то статуей, здорово похожей на жареного цыпленка. А потом еще надо было найти нужный класс.
Когда я открыла дверь, все уставились на меня, словно на какое-то наглядное пособие, вроде чучела. Я никого не знала: ни Черпака, ни Водяного, ни Софии, ни Нетты, ни Пэры, ни Данне, ни Пепси, ни Клары, ни Мурашки, ни Скунса, ни Исака, ни Берсы, ни Катти, а они все таращились на меня.
Учительница была довольно молодая миловидная толстушка. В своем кремовом летнем платье она была похожа на сдобную булочку. Клубнично-красные губки улыбнулись мне, и она спросила:
— Это ты — новенький? — спросила она.
— Наверное, я, — ответила я как можно беспечнее.
— Ты ведь должен был прийти еще вчера, верно?
Ну что тут ответишь? Не рассказывать же, как дедушка в дамских сапогах заявился из больницы, чтобы умереть в нашем доме. Что проку? Скажешь правду — никто не поверит. Хочешь, чтобы верили, — ври.
— Я заблудилась, — пробормотала я неуверенно и сразу поняла, как нелепо это звучит.
Черт! С самого начала выставить себя круглой идиоткой! Я видела, как ребята перешептываются, фыркают и ерзают на стульях. Неудачное начало.
— Раз дорога отняла у тебя так много времени — присядь отдохни, — миролюбиво предложила учительница. — Вон там, у окна.
Я-то надеялась занять место в дальнем углу, чтобы можно было перевести дух и разглядеть остальных. Не вышло. Придется сидеть в первых рядах, бок о бок с каким-то надутым воображалой — долговязым, не по сезону веснушчатым парнем со взъерошенными светлыми волосами и голубыми глазами.
— Меня зовут Исак, — прошептал он и улыбнулся.
— Что скалишься, придурок! — огрызнулась я.
Постепенно в классе стало тихо.
— Итак, — объявила учительница, которую звали Гудрун Эрлинг, — у нас новый мальчик — Симон Кролл, прошу любить и жаловать. Надеюсь, тебе у нас понравится, и мы станем друзьями.
Новый мальчик! Симон!
Ведь это она обо мне! А все мое дурацкое имя — Симона. Привалило счастье! Я с этим имечком намучилась — хоть плачь! Вечно приходится по десять раз повторять. Ну почему меня не зовут Фридой, Анной или Стиной? Линдой на худой конец?