— Вы все неправы, — сказала таким тоном, будто она учительница или воспитательница детсада. — Чтоб вы знали, лучше всего быть врачом-окулистом, как моя мама!
Никто не стал ей возражать.
Дедусь, сидевший рядом с хлопцами, слышал их разговор, однако не вмешивался. Но когда гости, поев, наговорившись, стали вставать, потому что подходило время идти к автобусной остановке, подозвал спорщиков и меня к себе и сказал:
— Слушая вас, я вспомнил одну очень древнюю, но мудрую притчу. Она словно бы и не о том, о чем вы спорили, но если хорошенько подумать, то, может, и о том… Речь в ней идет о такой обыкновенной и известной вам вещи, как
пшенная каша
Встретились в пути пятеро странников. От голода им животы к спинам подтянуло, а есть нечего: путь был долгим, кончились припасы.
— У меня осталась лишь торбочка пшена, — размышлял вслух один. — Если бы к нему горшок, да воду, да огонь, да соль, можно было бы кашу сварить.
— У меня есть горшок, — отозвался другой.
— А у меня вода, — сказал третий.
— А у меня огонь, — молвил четвертый.
— А у меня соль! — воскликнул пятый.
Обрадовались, давай вынимать из узелков, что у кого было.
Но тот, у кого осталось пшено (он был очень жадным), сказал:
— Вы все знаете, что пшено — самое главное для каши. Поэтому мне полагается больше каши, чем каждому из вас.
— Без горшка тоже каши не будет, — возразил второй странник.
— И без воды, — сказал третий.
— И без огня, — заметил четвертый.
— И без соли, — заключил пятый.
Заспорили они, но так ни к чему и не пришли из-за того жадюги.
Идут надутые, а есть все сильнее хочется.
Тогда жадина обратился к страннику с горшком:
— Давай вдвоем приготовим кашу: мое пшено, твой горшок, — вдвоем и съедим.
Подумал, подумал тот, не хотелось ему соглашаться, но голод не тетка, пришлось согласиться.
Высыпали пшено в горшок, но что они с ним ни делали — и терли, и палкой вымешивали, — а каши так и не получилось.
— Пожалуй, без воды не обойтись, — сказал странник с горшком.
Хоть и не хотелось жадному делить кашу на троих, однако пришлось согласиться.
Пригласили третьего, залили пшено водой. Долго мокло оно, грели горшок, укутав в свои одежды, выставляли на солнце, а попробовали — ни то ни се, на пищу совсем не похоже.
Подумали, посоветовались и решили, что не обойтись им и без огня.
И вот горшок на огне. Клокочет, бурлит, брызги выбрасывает в разные стороны, аппетит нагоняет.
Не дождались даже, пока пшено разварится, набросились на горшок с ложками. И хотя и говорится, что голодному и опенки — мясо, но только почему-то никто из них это варево есть не стал. Один попробовал и скривился, так же и второй, и третий… И лишь владелец пшена начал его жевать. Пожевал-пожевал да и сплюнул.
— Не я ли говорил: не будет каши без соли, — усмехнулся пятый странник.
Посолили кашу и снова поставили на огонь.
А когда она доварилась, поделили ее на пять равных частей да и принялись есть…
— Вот и вся моя притча… Надо вам ее растолковывать или и так поняли? — спросил дедусь.
— Поняли, — ответили все разом.
Он довольно разгладил усы.
— Ну, коли так, пошли проводим наших гостей в дорогу…
Чудаки
Глава первая. И какое ей дело?
Мальчики еще издали, лишь только выползли из оврага на косогор, узнали яблоню. Как и рассказывал Олег, она была похожа на тополь. Ствол прямой-прямой, и ветви прямые, прижатые к стволу. Желтые с красными боками яблоки казались игрушечными.
— Все-таки не соврал, и вправду красивая, — сказал довольно Микола.
— Как новогодняя елка, — добавил Сашко.
Даже Кудлай притих у их ног, словно бы тоже любовался красотой яблони.
— Значит, так, — поднялся на колени Микола. — Побежим, быстро нарвем — и айда назад, в овраг.
— Может, не надо вдвоем? — заколебался Сашко. — Может, сначала кто-нибудь один будет рвать, а другой сторожить. Потом…
— Зачем? — не дал договорить Микола. — Видишь, никого не видно: ни Шморгуна, ни дедуся Артема. Наверное, в шалаше попрятались от жары.
— Пусть будет по-твоему, — согласился Сашко.
Мгновение — и мальчики уже возле яблони. Миколе хорошо: высокий, длиннорукий, достает до яблок. А Сашко низенький, стал на цыпочки, сорвал одно, другое — и все.
Но Микола не таков, чтобы только о себе заботиться, он всегда и другому поможет. И на этот раз выручил друга. Нагнул ветку, позвал:
— Иди рви.
Оборвали ее вдвоем, Микола хотел еще одну нагнуть, а она тресь — и отломилась.
«Гав-гав-гав!..» — зашелся Кудлай.
— Тсс! Тсс! — унимали его. — Чего ты?
Но было уже поздно. Сторож услышал лай и выглянул из шалаша. Увидев между стволами яблонь мальчишечьи ноги и собаку, схватил дробовик и трусцой, трусцой к оврагу. Знал, хорошо знал, куда побегут воры. К саду лучше всего подбираться оврагом. Ближе и безопаснее. Там почти никогда никто не бывает. А если кто и встретится, есть где укрыться: на обоих склонах растет высокая полынь, тысячелистник, перекати-поле.
Микола и Сашко, как только отломилась ветка и залаял Кудлай, замерли. Постояли немного, прислушались и рванули к оврагу. Но тут же увидели Шморгуна, бегущего им наперерез.
— Наза-ад! — крикнул Микола и кинулся в противоположную сторону — через сад к акациевой посадке.
Сторож погнался за ними, кричал — аж надрывался.
— Держите!.. Ловите!.. — будто кнутом стегал мальчуганов его надсадный крик.
Бежать было нелегко — полные пазухи яблок. Нужно придерживать руками, чтобы сорочка не выбилась из брюк и яблоки не рассыпались.
А тут еще Кудлай, глупый, мешал, прыгал то на Миколу, то на Сашка… Наверное, думал, что они затеяли какую-то игру.
— Поше-ел! — прикрикнул на него Сашко, когда пес совсем уж разошелся — схватил за штанину.
Микола оглянулся. Сашко отстал шагов на десять.
— Быстрее! Быстрее! — торопил друга. — Не слышишь, гонится!.. Как на коне мчит…
Сашко вкладывал в ноги все силы, но разве за Миколой, аистом длинноногим, угонишься?!
Ф-фу, наконец сад кончился!
Вскочили в узенькую, в четыре ряда, акациевую посадку, тянувшуюся вдоль колхозного сада и дороги до станции.
Сашко в изнеможении прислонился к дереву.
Микола выглянул на дорогу — не идет ли кто?
Пустынно. Лишь в отдалении, на повороте к сушильне, показалась подвода, на которой сидел старший сын Шморгуна Сергей и еще какая-то женщина или девушка.
«Куда же спрятаться? — лихорадочно соображал Микола. — Посадка насквозь просматривается… хлеба скошены… до кукурузы не добежать. Шморгун выскочит из сада, узнает, тогда убегай не убегай — не миновать беды. До сих пор он нас, пожалуй, еще не распознал, далеконько был, да и деревья мешали… И в свекле не скроешься… Ох, смотри ты, да ведь свекла окопана канавкой!..»
— Сашко! За мной!
Добежали до свекольной плантации и упали в узкую канавку.
— А Кудлай где? — спросил Микола обеспокоенно.
— В поса… посадке, — просипел Сашко.
— Он же нас выдаст! Вот еще… Кудлай! Кудлай! — позвал вполголоса, не поднимаясь.
Пес прибежал, но в канавку к мальчикам не полез. Стоял, высунув красный язык, и удивлялся: с чего это им вздумалось прятаться?
Микола схватил Кудлая за лапу, втащил в канавку.
С Сашка ручьями стекал пот. Заливал глаза, скатывался капельками с носа, подбородка. И усталость налегла такая, что трудно было шевельнуться. Даже когда пес лизнул его мокрым языком по лицу, он не нашел сил оттолкнуть его, а только отвернул голову.
Микола устал не очень, мог бы еще бежать и бежать. У него лишь в ушах звенело, будто после гулкого выстрела: «Держите!.. Ловите!..»