К другим учителям уже привыкли, знают их характеры, приноровились.
Первым в воображении Миколы встает старейший в школе учитель математики, Виталий Павлович, учивший еще родителей нынешних учеников и даже их дедушек и бабушек.
Поздоровавшись и отметив в журнале, кого нет на уроке, он садится обычно не за стол, где сидят все учителя, а за парту кого-нибудь из отсутствующих.
Чаще всего выбирает задние парты. Его, сухонького, маленького, полностью устраивает место ученика. Если бы не белая-белая, точно сметаной облитая голова да не пышные седые усы, он бы и не выделялся среди учеников.
Встает из-за парты в конце урока, ставит отметки в дневники и в классный журнал.
Сам никогда не объясняет решения задач, примеров. Вызывает к доске кого-либо из учеников и просит «помочь» ему их решить. Или говорит:
— Давай разберемся вместе, что это за головоломка. Никак не одолею ее один.
Виталий Павлович никогда не повышает голоса, говорит медленно, мягко, любит пошутить.
Географ Тарас Константинович, напротив, высокий, здоровенный, с черным кудрявым чубом, мясистым носом. Этот почти совсем не садится во время урока, стоит у развешенной на доске карты и даже в журнале пишет стоя.
Если кто-то не может показать на карте тот или иной остров или озеро или назвать части света, Тарас Константинович так удивляется, будто ученик не знает, где в их селе клуб или сколько душ в его семье.
— Неужели ты забыл, где остров Кергелен? Ой, какой стыд, какой стыд!.. — хватается за голову.
Учитель истории Борис Прокопович любит рассказывать и часто так увлекается, что забывает спросить домашнее задание. Спохватится, когда зазвонят на перемену, но уже поздно.
— Ну и хитрецы! — грозится незлобиво. — На следующий раз вы меня не проведете. Урок не выучили и нарочно задаете вопросы!
Самой доброй считается Надежда Григорьевна, учительница украинского языка и литературы. Она всегда все прощает: невыученный урок, опоздание, подсказку, даже шалости, стоит только попросить у нее прощения. Сама очень вежливая, требует этого и от других. Учеников называет на «вы».
Когда кто-нибудь подходит к ней на перемене и просит не вызывать на уроке, поскольку, дескать, по такой-то и такой-то причине не приготовил домашнее задание, она и не вызовет.
О каждом из учителей ученикам известно немало. А вот что можно сказать о новой? Почти ничего. Непонятная какая-то…
«Но куда же все-таки девался Сашко? — опять вспомнил друга Микола. — Может, к старым Антонюкам пошел? Там ведь сейчас дядько Дмитро гостит. Нет, туда он не пойдет. С тех пор как там снимает комнату Валентина Михайловна, не был ни разу. Скорее всего, с отцом на пруду».
Только подумал это, как услышал на улице треск мотора. Выбежал за ворота — а это Сашко на мопеде гоняет.
Увидел Миколу, остановился.
— Чей это? — спросил Микола.
— Дяди Дмитра. Вчера купил, «Верховина» называется. Во Львове выпускают.
— Когда же ты научился ездить?
— А тут и учиться нечего. Кто на велосипеде умеет, тот и на мопеде сразу поедет. Дядя Дмитро мне показал.
— А где же он сам?
— На рыбалке. А мне разрешил кататься до обеда. Хочешь и тебя научу?
— Спрашиваешь! Ясно, хочу, — усмехнулся Микола.
— Но не тут, лучше за садом или за огородами. А то как набежит малышня!..
Сашко добрый и незлопамятный. Как будто ничего неприятного между ними и не было.
— Слушай, Сашко, а может, и хлопцев позовем?
— А чего же, давай, — охотно согласился Сашко: он сразу догадался, что Микола хочет помириться со всеми.
Вскоре сошлись почти все ребята из их класса, и каждому хотелось прокатиться на мопеде.
Не было только Виктора Троця.
— Кто за ним сбегает? — спросил Сашко, который теперь чувствовал себя чуть ли не вожаком их ватаги.
— Все равно мать не пустит. Он пеленки сестре стирает, — засмеялся ехидно Олег.
— Тогда пойдемте все вместе, попросим, чтобы отпустила, — сказал Сашко.
Ну и вреднющий этот Олег! Такой же, как и его старший брат Сергей. От него, наверное, и перенял эту дурную привычку: всегда старается словечком язвительным уколоть или придумает такую забаву или игру, чтобы поглумиться. Это у него прямо как болезнь. Возьмет, бывало, и спрячется, а когда подойдет кто-нибудь — выскочит внезапно, крикнет «гав» и хохочет, довольный, что напугал.
Когда пришли к Виктору во двор, увидели у сарая кирпичи, сложенные в ровненький невысокий столбик.
— Для чего это? — спросили.
— Для гаража. Отец машину покупает, «Запорожец», — ответил Виктор.
Олег попробовал, крепко ли стоит столбик, — он слегка качался.
— Ого, тут и силач не свалил бы! — сказал зачем-то, хотя хорошо знал: повалить его сил много не нужно.
— Такое скажешь — «силач»! — усмехнулся Виктор. — И я повалил бы.
— Ты? — пренебрежительно глянул на него Олег. — Силы как у воробья, а хвастает!
— Вот и не хвастаю!
— Так докажи — возьми и повали!
— И докажу, — не сдавался Виктор.
Хлопцы советуют ему не обращать на Олега внимания. И Олега усовещают, чтобы не обижал товарища, но тот не отступался.
— Нет, пусть докажет! А то только языком треплет, хвастун несчастный.
Для Виктора честь дороже всего. И он постоит за нее. Решительно подошел к столбику, уперся в него обеими руками. Верхний рядок кирпича сдвинулся и с грохотом упал на землю. Несколько кирпичей разбилось.
Услышав грохот, из хаты выбежала мать.
— Что ж вы наделали, сорванцы?! Вот я вам задам! — схватила с крыльца веник.
— Это не мы, тетя, это он, — ткнул в Виктора пальцем Олег и попятился к калитке.
Виктор стоял, растерянно глядя на битый кирпич. Но как только мама замахнулась веником, словно проснулся. Сорвался с места и рванул в огород. Вслед ему полетел веник.
Хлопцы, чтобы и им заодно не попало, тоже разбежались.
— Это я нарочно подговорил его повалить кирпичи. Го-го-го! Ха-ха-ха! — хохотал Олег.
— Ну и дурак! — рассердился Сашко. — Виктору теперь влетит.
— И пускай влетает!
— А тебе что от этого? Чему радуешься? — спросил Микола.
— Он тоже насмехается, когда мне взбучку дают.
— Так тебе ж за дело…
Когда мама Виктора ушла в хату, хлопцы вернулись во двор, чтобы помочь Виктору сложить кирпич.
Олегу скучно одному, без товарищей. Разогнал кур, которые греблись в мусоре, напугал кота, дремавшего на солнце под забором. В соседнем дворе играла девочка. Выманил у нее две пригоршни жареных тыквенных семечек. Сел у ворот возле мопеда и лузгает.
Между тем хлопцы сложили кирпич, попрятав внутрь столбика битый, и вышли на улицу.
Олег подошел к ним, протянул Сашку и Миколе семечки:
— Берите.
— Я не люблю тыквенных, — отвернулся Микола.
— И я не люблю, — также отвернулся и Сашко, давая Олегу понять, что не хочет иметь с ним никакого дела. — Хлопцы, пошли, а то не успеем покататься.
И они без Олега двинулись вдоль улицы.
А Олег помчал прямиком посадкой кукурузы за сады. Наломал колючих веточек терна и акаций, раскидал по дороге и присыпал их пылью: будут ездить — обязательно проколют камеры мопеда.
Спрятался за густым и высоким кустом смородины, стал ждать.
А хлопцев нет и нет.
Неужели отправились кататься куда-то в другое место? Ну конечно же, в другое, чтобы он их не нашел!