Я сидел в уютной теплой кабине, отвечал на его вопросы, обещал еще чаще навещать своего друга и удивлялся, почему дядя Павел вызвался меня подвезти. Ведь я не просил его. Чудной какой-то!..
В конце концов решился, спросил:
— Дядя Павел, а почему вы меня везете?
— Что говоришь? — Дядя Павел сначала не понял.
— Ну, почему вы захотели подвезти меня до дома?
— А-а, вон ты о чем, — усмехнулся он, не спуская глаз с дороги. — А ты как полагаешь, почему?
— Не знаю.
— Подумай еще немножко, может, догадаешься.
Думал я, думал, но догадаться не мог.
Да какая бы там ни была причина, все равно очень приятно, что он так сделал.
Пообедав, я зашел к Игорю. Ему уже стало лучше, температура была нормальная, и горло не болело. Врач сказал, что дня через три-четыре можно идти в школу. Я сообщил все школьные новости, продиктовал домашние задания и пообещал вечером еще раз наведаться, когда приведу Оксану из детсада и мама вернется с работы. Потом я отправился на улицу погулять.
«Москвич» все еще почему-то стоял во дворе, а расстроенный дядя Павел ходил вокруг и что-то искал. Оказалось, он завел ручкой машину, прогрел мотор и хотел уже поехать, как вдруг ручка куда-то запропастилась.
— Это какая ручка — такая железная, согнутая? — спросил я.
— Да, да, железная, согнутая, — повеселел дядя Павел. — А ты откуда знаешь? Видел ее?
— Угу, — кивнул, — в кабине видел. Она под ногами у меня лежала, когда мы сюда ехали.
— А-а, — снова помрачнел дядя Павел. — Я думал, может, ты у кого-нибудь из ребятишек видел… Но вроде тут и не было никого. Куда она девалась?..
Он еще немного поискал, но так и не нашел. Поехал без ручки.
«В самом деле, куда она могла деваться? — ломал я себе голову. — Ни иначе, в снегу где-то лежит. Дядя Павел положил ее, а метель замела».
Попросил у дворника лопату, начал разгребать снег на том месте, где стояла машина.
Вот лопата звякнула обо что-то твердое. Откопал. Кирпич. Потом вынул из сугроба сломанный спортивный обруч. Вдруг — дзень! — она, ручка, та самая, которую видел в кабине.
Хотел отнести ее Игорю, чтобы он передал отцу, но передумал и забрал к себе домой. Захотелось самому отдать.
Когда наступили сумерки, дядя Павел вернулся с работы. Я увидел из окна машину, схватил ручку — и во двор!
— Вот она, я нашел!
Дядя Павел обрадовался.
— Вот молодец, вот молодец! — похвалил он меня. — Зимой без нее никак нельзя. Мотор стынет, приходится заводить его вручную.
Радовался и я, что помог дяде Павлу.
Он заметил это, усмехнулся, как тогда в машине, и спросил:
— Ну, так ты, думаю, теперь уже понял, почему я тебя домой подвез?
— Нет, — покачал я головой. — Не понял.
— Гм… Ну, хорошо, тогда скажи, зачем ты искал эту ручку?
— Она же вам нужна…
— Конечно, нужна. Но я не об этом. Как бы проще объяснить?.. Скажи: тебе приятно было, когда я тебя вез?
— Приятно.
— А сейчас, когда ты ручку нашел?
— И сейчас приятно.
— Вот видишь. И мне тоже приятно и теперь, когда ты мне помог, и тогда, когда я тебе помог.
А ведь дядя Павел правду сказал, как же я сам не догадался?..
Веселая дорога —
так называем древнюю киевскую улицу, на которой живут Володька Струк и его сосед — жадина и хвастун Сергей Потапенко из пятого класса.
Почему веселая?
А вот послушайте…
Когда нам с Оксаной купили санки и я вышел с ними на улицу, сразу, откуда ни возьмись, — Володька. Подбежал, кивнул на санки:
— Твои?
— Мои. Вчера дедушка с бабушкой к нам в гости приезжали и подарили.
— Давай вместе кататься. Ты меня повозишь, я — тебя.
— Давай. Но сначала ты меня вези, потом я.
Я побаивался, как бы Володька не обманул. Вон Сергей Потапенко однажды выпросил у меня на вечер электрический фонарик. Обещал за это сделать стрелячку и не сделал. Сказал, не нашел, мол, подходящей трубочки.
Но Володька вроде бы не собирался обманывать.
— Пусть будет по-твоему, — согласился он.
— А где мы будем кататься? — спросил я.
— Хочешь на веселую дорогу?
— Куда, куда?
— На мою улицу. Туда все наши пошли.
— А почему там веселая дорога?
— Поехали — узнаешь.
Мы вдвоем схватились за веревку и помчали санки вперед.
Возле поворота в переулок Володька остановился, снова переспросил:
— Значит, я тебя везу до того конца переулка, а ты меня назад. Идет?
— Идет.
— Ну, тогда садись.
Я, усевшись на санках, скомандовал:
— Погоняй!
Володька дернул веревку, свернул за угол и дико заорал:
— Эге-гей!.. — и побежал по дороге, которую почему-то называли веселой.
А дорога была самая обыкновенная, такие еще кое-где остались в старых районах Киева. Узкая, крутая, мощенная булыжником. Весной, летом и осенью по ней изредка проезжают машины, мотоциклы, а зимой вовсе не появляются, потому что она занесена снегом. Зато детворе здесь раздолье! Катаются на лыжах и санках с утра до вечера.
Мальчишки и девчонки, услышав Володькин крик, оглянулись и увидели меня.
— Ура!.. Новенький! — И сразу расступились, пропуская нас.
Володька бежал по наезженной колее вниз. Санки легко мчались с горы. Он только держал веревку и бежал уже рядом — остерегался, как бы санки не стукнули его.
У меня дух захватывало от такой быстрой езды. Разгоряченное лицо кололи искорки-снежинки, в груди приятный холодок. Так бы и мчался без остановки долго-долго…
Но спуск скоро кончился, и дорога кончилась, уткнувшись в другую — широкую, асфальтированную.
— Ух! — выдохнул Володька и повалился на сугроб.
Я встал с санок и присел возле Володьки.
— Здорово! Правда?
Он так запыхался, что не мог ответить, только головой кивнул. Когда же отдышался, то поднялся, повернул санки в противоположную сторону, уселся на них.
— Ну, теперь ты вези.
Я взялся за веревку, дернул санки, глянул вперед и остановился.
— Куда везти, наверх? — удивился.
— Ага, — кивнул Володька.
— Нет, лучше и я прокачу тебя вниз! Как ты меня…
— Зачем? — недоуменно развел руками Володька.
— Так ведь наверх везти тяжело…
Ребята, которые собрались вокруг нас, засмеялись.
— Э-э, нет, — говорит Володька. — Сам знаешь: уговор дороже денег. Вези, как договаривались. Я тебя сюда, ты меня назад.
Только теперь я понял: Володька все же перехитрил меня.
— Тогда давай два раза сверху вниз, — предложил ему.
Я был уверен: он согласится.
Но Володька стоял на своем, требовал:
— Вези, как договорились!
Мне очень не хотелось быть одураченным.
«Может, вообще отказаться? — раздумывал я в смятении. — Это же несправедливо!.. Нет, нельзя: обещал. Все и так уже хохочут, что я попался на удочку, а если откажусь — вовсе засмеют и обманщиком дразнить будут… А что, если?..»
Я шагнул к Володьке, шепнул ему на ухо.
— Фу! — надул он губы и сказал нарочно громко, чтобы все слышали. — Не нужен мне твой фонарик! Ты не выкручивайся, давай вези!
Что было делать? Пришлось подчиниться. И я потянул санки в гору. Следом за нами тронулась и веселая, шумливая гурьба.
«Ну, погоди, погоди, я тебе когда-нибудь отплачу! — вскипала во мне злость на Володьку. — Ох и отплачу!..»
Сначала было нетрудно. Дорога поднималась полого. А потом становилась все круче. И вот уже совсем сделалась крутой.
Я остановился передохнуть, но Володька замахал руками:
— Разве это езда? Я не отдыхал, когда тебя вез, и ты не отдыхай! Вези!
Все снова засмеялись… Я тоже улыбнулся, чтобы не подумали, будто обиделся, и потащил дальше.