Долго не могла уснуть Людмила в гостях. Прислушивалась к ровному дыханию детей. Когда хозяйка Мотя сказала: «Счастливая вы!..» — Людмила по-иному взглянула на плюшевого медвежонка, сидящего на платяном шкафу, и поняла, что в ухоженной квартире никогда не бывало детей. Неподвижные медвежонок и кукла выцвели, поблекли…
Дверь спальни тихонько приоткрылась, и Людмила увидела Мотю. Она подошла на цыпочках сначала к Петруше и Васильку, поправила на Люсямне одеяло, потом склонилась над Мишуткой. Людмила притворилась спящей, сквозь ресницы следя за хозяйкой. Та послушала, как дышит Мишутка, коснулась рукой его головы. Постояла и тихо вернулась в спальню.
— …Открываю дверь, а они передо мной… — услышала Людмила напряженный шепот Моти. — Смотрю на них и слово боюсь сказать — вдруг разбегутся.
Послышались всхлипы, с трудом удерживаемые слезы.
— Успокойся, — говорил Моте муж. — Людмила проснется… Ну что тут поделаешь…
— За что же мне такая кара? Кому я горе причинила? Или сирот обидела!..
Не спали супруги долго, о чем-то полушепотом переговаривались. У Людмилы стало тяжело на сердце, она чувствовала себя виноватой перед Мотей.
Рано утром дядя Саша собрался на работу, а Мишутка раньше него проснулся. Дядя Саша на кухню — Мишутка за ним. Любовался, как дядя Саша пил чай, курил папироску и надевал в коридоре брезентовые брюки и куртку. Мишутке очень приглянулась его амуниция, и пахла она хорошо — горелым железом и табаком. Дядя Саша работал бригадиром монтажников — строил большой завод. Уходя, он сказал Людмиле, что отпросится у мастера и непременно разыщет Милешкина.
Проснулась и тетя Мотя; проснулись все гости. Тетя Мотя вымыла Мишутке лицо и руки, сама покормила его и тоже засобиралась на работу. Рассказывала удальцам, какое интересное у нее дело. Она лечит сердца, видит их, обнаженный рентгеном: и равнодушные, и отзывчивые, и непримиримые. Тетя Мотя видит, какое сердце неспокойное, больное, а какое тихое, здоровое.
Хозяйка дала Людмиле ключ от квартиры и сказала, чтобы она чувствовала себя как дома. Оставила десять рублей на мороженое и на кино; в холодильнике много продуктов. Мотя вернется с работы в полдень и тогда поведет удальцов по музеям и паркам.
— Мы успели везде побывать, — сказала Людмила.
— Сколько же раз пробегали мимо нашего дома! — удивилась Мотя. — А ведь могли бы никогда не зайти… — в блестящих глазах ее испуг и радость.
Дядя Саша вернулся с работы поздно вечером. В поисках отца удальцов он объездил все управления и тресты города. Милешкин был у геодезистов и уволился, работал с лесоустроителями и тоже взял расчет. И никогда не вбивал он колышки, по которым прокладывается БАМ…
Дядя Саша замолчал, испытывая терпение удальцов.
— Где же папа? — вырвалось у Люсямны.
— Где… Милешкин еще сегодня бурил землю в одной геологической партии, но куда завтра переметнется, никто не знает.
— Мама Мила, едем сейчас же к папе! — встрепенулась Люсямна.
— Хоть и узнали мы, где наш Милешкин, — остудил Люсямну дядя Саша, — да не так-то скоро и легко до него добраться. В таежной глухомани застрял. Надо лететь самолетом, а потом на вертолете или трястись на грузовике.
Полет над кедрами
Хозяева посадили гостей в такси и увезли на большой аэродром, с которого взлетают лайнеры на Москву, на Ленинград и даже в Японию. Милешкиным, однако, велено было садиться в самолет чуть побольше «кукурузника», всего с двумя пропеллерами.
Тетя Мотя напоследок наказывала им:
— Будете в городе — милости просим к нам.
Дядя Саша до последней минуты держал за ручонку Мишутку и все уговаривал не улетать.
Мишутка забрался по лестнице в самолет, шумно вдохнул запасе теплого алюминия, лака и сразу почувствовал себя неземным мальчишкой. Его окрыляло тревожно-героическое настроение, словно собрался лететь не к отцу в сопки, а на далекую планету. Он был так взволнован скорым полетом, что не сразу заметил леденцы на подносе. Девушка в синей пилотке и белой кофточке терпеливо стояла перед ним и ждала, когда он возьмет конфеты. Мальчуган вопросительно взглянул на Людмилу: что делать? Если он потянется за конфетами, не отнимет ли мать, как тот пирожок?..
Людмила достала из кармашка юбки деньги и сказала девушке:
— Нам килограмм, можно и два…
Девушка улыбнулась, положила на колени Людмилы горсть карамелек и отошла к другим пассажирам; те брали конфеты бесплатно, кто сколько хотел. Мишутка рассердился на себя за то, что прозевал даровые леденцы, прозевал момент запастись на всю зиму. В душе его продолжался праздник с тех пор, как мать, наскоро собрав сумки, повела удальцов на «Зарю». Для него было страсть как интересно мчаться по Куру, ночевать в сквере под «Орбитой», стучаться в городские двери. А полет на самолете представлялся Мишутке самым необыкновенным путешествием. Он вывернул из бумажки прозрачную конфету, сунул за щеку и опять уткнулся носом в оконце.