— Ребята, все на речку мыться и бриться! — распорядился Егоров. — Потом будем знакомиться с нашими гостями.
Геологи скрывались в палатках, оттуда уходили на берег со свертками и полотенцами. Удальцы и Людмила все еще стояли возле Милешкина, не зная, о чем разговаривать с ним и что делать.
— Зачем вы сюда прилетели? — с сожалением, устало сказал Милешкин и тоже отправился на речку. В замасленной робе, обросший, он будто стеснялся перед своими.
Люсямна не могла отпустить руку отца. Отец в палатку — она за ним, отец на речку — и Люсямна туда же; жадно смотрит в отцовское лицо, ловит каждое его слово.
Как тридцать три богатыря из морской пучины, поднялись на крутой берег геологи и в чистой одежде, с отмытыми докрасна руками, с расчесанными волосами и бородками расселись за длинным столом. Теперь Милешкин уверенно подошел к Людмиле, которая стояла в торце стола с черпаком, обнял ее и сладко поцеловал в губы. Потом познакомил с женой своих товарищей. Каждый из них приподымался и почтительно кивал Людмиле. Все подтрунивали над счастливым Милешкиным и много смеялись.
— Ужин короток, а вечер долог, — приостановила шутки таежников зардевшаяся, счастливая Людмила, наполняя чашки зеленым борщом.
Старший сказал, что прежде бы надо подать еду детям.
— Вот когда удальцы потопают, тогда первыми и полопают, — возразила мать, прося мужчин передвигать полные чашки на край стола. Себе налила в последнюю очередь и присела с краю, смеясь над неумолкающими шутками и зорко наблюдая, у всех ли хлеб да всем ли нравится ее зеленое варево.
Мишутка во все глаза смотрел на мать, и ему казалось, что не они, Милешкины, прибыли в гости к геологам, а геологи всей партией нагрянули к ним, и мать рада-радешенька угощать-потчевать дорогих гостей. От всей души геологи нахваливали борщ, посматривая на Людмилу приветливо и выразительно. Каждый старался сказать ей что-нибудь смешное и остроумное. Один Милешкин ел да помалкивал. Но когда Людмила начала рассказывать, как она была кладовщиком и по-купечески, в кредит, отпускала колхозную муку нанайке Акулине, Милешкин тоже смеялся до слез.
За далекими лиственницами жарко полыхало вечернее солнце. Высокий парень принес из палатки гитару и спел несколько песен про встречи и разлуки. Мишутке думалось, что парень не пел вовсе, а просто так выговаривал слова, зато игра на гитаре ему очень понравилась. Одни геологи подпевали гитаристу, другие молчали. Мишутка видел по их блестящим, взволнованным глазам: тоже рады бы петь, да голосом не одарены. Мальчуган не отходил от гигариста, не спуская глаз с его рук в наколках и шрамах.
Петруша было увязался за матерью и отцом, которые, шагая рядом, спустились к реке, но его подозвал к себе Егоров протирать тряпочкой пистолет. Василек помогал трактористу готовить вездеход к завтрашнему походу. Двое геологов ставили новую палатку в стороне от табора, среди лиственниц — для семейства Милешкиных.
Людмила и Милешкин шли вдоль реки по хрустящей гальке. Река неслась быстро, на дне один к одному отшлифованные камешки, словно кто-то специально бросал камешек за камешком, ведя счет годам, с нетерпением ожидая чего-то необычного в своей судьбе. Людмила смотрела на дно сквозь прозрачную воду и слушала отдаленные звуки гитары.
— Затосковал наш гитарист, — заметила она.
Милешкин сказал, что рабочий Виктор играет и поет о светлой любви и чистой жизни, а у самого ни того, ни другого нет, и кто знает, будет ли в будущем, потому что имя этому гитаристу — бич. Случается, высоко взлетает в чувствах и мечтах бич, да недолго держится в полете. Его удел — одиночество. С весны до осени мантулит бич в таежных и горных партиях. Самые тяжелые рюкзаки — для бича, просека требуется — бичу топор и пилу в руки; он пронесет над пропастью невредимо ценную геологическую аппаратуру; не дрогнув, нырнет в ледяную речку спасать затонувший вездеход. В тайге бич бесценный и безропотный работник, кроткий и отзывчивый характером — золото, а не человек. Таков он, пока нет водки. К зиме, выходя в поселки и города, бич проматывает свой сезонный заработок и ютится по подвалам — без куска хлеба, оборванный, немытый; зимой не гнушается он никакой работенкой, лишь бы перебиться как-нибудь до весны. А весной снова в адский поход…
— Как велишь тебя называть, Милешкин? — спросила Людмила. — У тебя есть жена и удальцов полная изба; ждем тебя домой. Что тебе еще надо?.. Кто ты?
Милешкин ступал по камням тяжело, неловко обнимая жену, краем уха слушал гитару.
Людмила первой вылезла из палатки, тщательно заправив вход, чтобы не запустить комаров. В седловине сопок пылало раннее солнце. Над рекой прозрачными лоскутами плавал туман, как бы выбирал, лечь ему на зеленую землю росой или взлететь в небо кучевыми облаками. В листьях лабазника, похожих на человеческие руки с растопыренными пальцами (за что и называется лабазник дланевидный), скопилась крупным жемчугом роса. На белых тюбетейках лабазника пританцовывали шмели, земляные пчелки, осы, пытаясь что-то достать хоботками из глубины мелких цветков. Людмиле тоже захотелось попробовать, чем лакомились пчелы и шмели. Она коснулась указательным пальцем цветков — и на язык. И рассмеялась над своей девчоночьей любознательностью.