Дюка выписали уже на второй день, не найдя у него никаких серьезных осложнений.
Однако Сью, навещавшая Дюка в больнице, оптимизма врачей не разделяла. Слишком уж не похож был тот Дюк, которого она знала раньше, на того Дюка, с которым познакомилась в больничной палате.
Доктор посоветовал не на шутку обеспокоенной Сью обратиться с мужем к психоаналитику, но Дюк, едва услышав об этом предложении, объявил его смехотворным и нелепым.
Поняв, что на уговоры Дюка придется потратить больше усилий, чем она предполагала изначально, Сью решила набраться терпения и повезла мужа домой. В конце концов, привычная обстановка должна привести его в чувство, утешала она себя, хотя уверенность в том, что Дюк станет прежним, таяла с каждой минутой, проведенной с мужем.
Прибыв в родные пенаты, Дюк первым делом объявил, что намерен принять ванну, ибо условия, в которых он вынужден был прозябать последние два дня, трудно было назвать человеческими.
Сью подумала, что городская больница конечно же не курорт в Альпах, однако условия, в которых содержались больные, были вполне приемлемыми. Более того, было странно слышать подобные заявления от Дюка, который обожал ходить с детьми в походы и никогда не жаловался, даже если комары не оставляли на его теле ни одного живого места.
Не осмелившись возразить мужу, Сью затихла в тревожном ожидании. И не напрасно: очень скоро из ванной донесся возмущенный голос Дюка:
— Бог ты мой, сладенькая! У меня что, нет ни одной полки для косметики?!
К счастью, Майк и Лин все еще находились в школе, поэтому им не пришлось пережить тот шок, в котором, услышав эту фразу, пребывала Сью. Дюк спросил о полочках для косметики! Дюк, который терпеть не может мужскую туалетную воду и вместо геля для душа использует обыкновенное мыло! Дюк, которому каждое утро нужно было напоминать о том, чтобы он побрился!
Услышав этот вопль отчаяния, Сью помчалась Дюку на выручку.
Оказалось, что тот не поверил собственным глазам и перерыл все полочки с косметикой Сью в надежде отыскать несуществующий увлажняющий крем, мужской шампунь и туалетную воду.
Раньше, увидев, что Дюк переставляет ее тюбики с кремами, масками и баночки с маслами, Сью пришла бы в бешенство. Теперь она могла только растерянно хлопать глазами и в ужасе смотреть на то, как ее внезапно возлюбивший себя супруг наносит сокрушительный удар порядку, установленному годами.
— Дюк, что ты делаешь? — обретя дар речи, спросила у мужа Сью.
— Сладенькая, слава богу, ты пришла… — с приторной любезностью обратился к ней Дюк. Он снова окинул ее своим, невесть откуда взявшимся покровительственным, взглядом, и Сью почувствовала себя собачонкой, которой хозяин велел принести газету. — Надеюсь, ты объяснишь мне, где моя полочка?
— Дюк… — едва не простонала Сью. — У тебя нет полочки. И нет косметики. Я покажу тебе, чем ты пользовался. — Сью наклонилась и достала с нижней полочки дешевую бритву, помазок и кусок мыла.
Слово «растерянность» не смогло бы полностью отразить гамму эмоций, появившихся на лице Дюка. Он был обескуражен, он оторопел, он ошалел. Он посмотрел на Сью таким взглядом, как будто только что жена сообщила ему о том, что всю свою жизнь он воспитывал детей, отцом которых не являлся.
— Дюк, не смотри на меня так, — испуганно пробормотала Сью. — Я тебя не обманываю, это все твои вещи. Нет, конечно, есть еще мочалка.
— Мочалка? — В голосе Дюка послышалась трагическая ирония. — Значит, у меня еще и мочалка есть. Какое счастье, значит, здесь меня все-таки ценят!
— Дюк, — стараясь сохранять самообладание, начала Сью, — я ведь говорила с врачом, и он сказал, что у тебя могут быть пробелы в памяти. Выходит, он прав и нам с тобой нужно пойти…
— Не нужно, — перебил ее Дюк. Он отобрал у Сью свой жалкий арсенал бритвенно-банных принадлежностей и бросил их в маленькое ведерко, стоявшее под раковиной. — Я допускаю, что мог о чем-то забыть, но не допускаю, что мог так опуститься, чтобы пользоваться вот этим… — Он пренебрежительно скривился, указав на ведро. — И что же, у меня нет даже туалетной воды?
Сью отрицательно покачала головой, стараясь не глядеть на Дюка, который казался таким обиженным и возмущенным, что она и впрямь почувствовала себя виноватой.
— Но ты терпеть не мог пользоваться парфюмом. Ты, конечно, работал с парфюмерией, но сам никогда ничем таким не душился.
— Миссис Миндселла, я даже не знаю, что вам сказать, — сквозь зубы процедил Дюк. — Вы, похоже, совсем не уделяли мне внимания. Или я настолько много уделял его вам, что совсем забыл о своих потребностях.