Мэнди встретила дерзкий взгляд Стивена, и сердце ее учащенно забилось. Что было в его глазах? Вызов или напоминание о роли, которую она должна как следует сыграть?
Улыбнувшись, она через стол протянула руку.
— Дорогой, — выдавила она из себя, — ты должен непременно до вечера у Ренаты купить себе вечерний костюм. Вещи твоего дяди по крайней мере на два размера меньше, чем тебе нужно.
Он усмехнулся.
— Какая у меня будет заботливая женушка. Ты делаешь успехи, моя девочка!
Зачем она это сказала? Щеки Мэнди запылали. А профессор сказал:
— Это так естественно для Мэнди заботиться о тебе, мой мальчик. Ты давно уже нуждаешься в руководящей женской руке.
— О благословенные словесные штампы! — засмеялся Стивен. — И благословенная маленькая ручка! — Он перегнулся через стол и поцеловал руку Мэнди. — Разумеется, ты права — гардероба у меня нет, любовь моя. Ты поможешь мне завтра сделать кое-какие покупки?
Что могла она ответить?
— Да, конечно, дорогой, если профессор отпустит меня.
Профессор только ласково погладил Мэнди по волосам.
Когда они пришли в ресторан, хорошее настроение не покинуло Мэнди, и она воздала должное заказанным блюдам: красной икре, крошечным треугольникам из теста, наполненным яйцами и шпинатом, мясу и рыбе. Блюда сменялись одно за другим. На десерт подали необычную смесь из сливок, кефали, лесных орехов и жареных семян кунжута. Вкус этого блюда был восхитительным. Легкое золотистое вино сопровождало обед, а закончилось все кофе по-турецки. После этого профессор заявил, что устал и хочет вернуться домой.
— Думаю, мне надо взять такси, — сказал он, — и оставить влюбленных птенчиков одних. Вы можете пойти куда-нибудь потанцевать.
В глазах Стивена снова вспыхнул дерзкий огонек, но Мэнди поспешила сказать, что тоже смертельно устала и предпочитает вернуться. Мнимый возлюбленный вынужден был согласиться. В конец концов игра заходила слишком далеко. Если сегодня вечером они отправятся танцевать, то Мэнди больше не сможет скрывать свои чувства. А это сильно осложнит их отношения.
Стивен не стал спорить, но, без сомнения, с облегчением воспринял ее решение. Поэтому они взяли такси и вернулись назад в Ла Люсьоль.
Держа обещание, Стивен на следующий день пригласил Мэнди за покупками в Тунис. Они решили проблему, отыскав легкий темный костюм, подходящий для здешних условий, который мог бы пригодиться и дома, в Англии.
— Правда, он слишком прост для помолвки, — заметила Мэнди и заставила Стивена купить дорогую шелковую рубашку.
— Ну как я тебе? — спросил он, выходя из примерочной.
— Ты неотразим, — бесстрастным голосом сказала Мэнди.
— Ты хотела бы видеть своего нареченного так одетым?
— Нет необходимости говорить такие вещи, когда мы с тобой одни, — напомнила Мэнди.
В его улыбке не было раскаяния.
— Ты так доверчиво глотаешь наживку, моя рыбка, когда я поддразниваю тебя.
После этих слов она отказалась принять его приглашение на ланч. На обратном пути, сидя в автомобиле, она чопорно смотрела вперед на дорогу и молчала.
— Перестань дуться, Мэнди. — Стивен протянул руку, стараясь обнять ее.
Ее терпению пришел конец.
— Послушай, Стивен, даже если ты пытаешься помочь мне выпутаться из дурацкой истории с Рамоном, все равно это не дает тебе права распускать руки.
— Понимаю, — ответил он, и Мэнди с удивлением заметила, что он смутился. — Если я обидел тебя, пожалуйста прости меня, — холодно проговорил он.
Остаток пути они проделали молча. Мэнди разрывалась между чувством негодования и угрызениями совести. Несколько раз она пыталась заговорить, но слова застревали у нее в горле.
Как могла я так разговаривать с ним, упрекала она себя, оказавшись в своей комнате. Он оказался в ложном положении только ради того чтобы помочь мне, а все, чем я отблагодарила его, — это обвинение, что он «распускает руки». Как я могла сказать такие ужасные слова? Он никогда не простит меня. Если бы конец света предотвратил эту дурацкую вечеринку, по-детски молила она. Но, разумеется, земной шар оставался непоколебим, и холодный отчужденный Стивен больше не заботился о том, какое впечатление он производит на романтически настроенного профессора. К счастью, тот был слишком занят своей работой, чтобы отвлекаться на подобные пустяки.