Итак, на меня были возложены обязанности заместителя президента студенческой ассоциации университета Коре, и я со всеми своими идеями приступил к подготовке масштабного студенческого выступления. Было запланировано, что в полдень 3 июня 1964 года студенты выйдут на улицы Сеула и будут участвовать в массовой демонстрации против корейско-японского саммита. При подготовке этой акции следовало остерегаться служб государственной безопасности, поэтому все проводилось строго секретно, и я находился в самом центре событий.
По плану в полдень 3 июня 12 тысяч студентов вышли на улицы Сеула и активно участвовали в демонстрации. Масштаб выступлений был не меньше, чем в студенческой революции 19 апреля. Перепуганные власти с 8 часов вечера того же дня объявили военное положение. Полиция вычислила зачинщиков событий и выписала ордер на арест Ким Джунг Тхэ, Хен Сынг Иля, Ким До Хена из Сеульского государственного университета, и Ли Мён Бака, Ли Генг У, Пак Джонг Хуна из университета Коре. Начались долгие, мучительные дни, когда я скрывался от властей.
Скрываясь от полиции, я и Ли Генг У (президент юридического факультета) пришли к нам домой. У меня был документ со списком тех, кто участвовал в подготовке демонстрации 3 июня с подписью «сохранить в тайне все, что было здесь сказано». Если бы меня поймали с этим документом, то это было бы равносильно раскрытию всех основных участников. Я спрятал дома этот документ и, уставший, прилег на кровать, не снимая кроссовок.
Потом, как мы и предполагали, домой пришли сыщики, а мы успели сбежать через забор. Тогда мы решили найти другое место для укрытия. Я прятался в городе и до обеда позвонил брату в офис. Брат быстро сказал мне идти к его другу. Это был его однокурсник и коллега по работе, который совсем недавно женился. Я переночевал у молодоженов в районе Вонхеро один день, а потом ушел, чтобы не причинять им лишних беспокойств. Ведь военная администрация объявила, что наказаны будут и те, кто укрывает беглецов.
Я вышел от друга брата и пошел по мосту через реку Хан. Брат сказал, что можно укрыться в Пусане, и я отправился на юг страны.
До Пусана было добраться нелегко. Я ехал на поезде, если что-то казалось подозрительным, пересаживался на автобус. На дорогу до Пусана ушло несколько дней. Но и в том доме в Пусане, где я скрывался, долго оставаться мне было нельзя. Однажды хозяин пришел с газетой и сказал.
— Студент, посмотри. Наказывают и тех, кто укрывает. Мне не хочется это говорить, но тебя ведь все равно когда-то поймают. Тогда раскроется, что ты скрывался в нашем доме, и мне тоже придется отвечать. Так что ты уж решай, как быть…
Мне больше негде было прятаться. И совсем не осталось денег. Я думал, как это несправедливо. И что я сделал плохого?
После слов хозяина, я, озабоченный, вышел на улицу подышать свежим воздухом, и тут мне в глаза бросился плакат с изображениями особо опасных преступников. Я подошел поближе, стал рассматривать фотографии на плакате. И там, в одном ряду с преступниками, было и мое фото. То есть, я был все равно, что совершивший тяжкое преступление. Ноги у меня стали ватными. Я тут же позвонил брату. Брат очень за меня переживал. И спросил, что я собираюсь делать.
— Я сам к ним пойду. Хотя это не признание своей вины.
— Говорят, что если признаешь вину, то смягчают наказание. В городской полиции работает мой знакомый, который из нашей провинции. Хватит мучиться, возвращайся в Сеул и иди к нему.
— Брат, я не могу признать вины. Какое я преступление совершил? Я просто сам к ним приду.
— Да, правильно ты решил. Но будь осторожен, чтобы тебя по дороге не поймали.
Возвращаться в Сеул было еще сложнее, чем убегать в Пусан. Надо было не попасться в ловушки. В конце концов, я встретился с тем самым знакомым брата, после чего «заявился» в городскую полицию. Но потом я узнал, что этот знакомый был отмечен как сыщик, который меня поймал. И даже получил за меня вознаграждение.
Я удивился, когда пришел в полицию, что там знали не только все места, где мы планировали провести демонстрацию 3 июня, но у них даже был подробный список тех, кто помогал нам в организации. То, что среди членов студенческой ассоциации оказался «стукач» из центрального информационного ведомства, я узнал некоторое время спустя. Через 10 лет я услышал, что он стал сотрудником спецслужбы.
Я проходил расследование в военном департаменте, который относился к столичному управлению обороны в районе Пильдонг. Можно сказать, что тогда, в военной ситуации, допрос проходил, как пытки. Следователь, видя, что я ничего ему не говорю, шантажировал меня как мог. А спать мне вообще не давали.