Пытать Ису?
Этот вряд ли что скажет — упрям и непримирим, взгляд как у волчонка, но умный не по годам.
Пожалуй, ни Боз, ни желание развестись, а Божье провиденье направляет Оррика в резиденцию короля, где он сможет найти ответы на все вопросы, восстановив картину событий трехлетней давности и воздать по заслугам каждому участнику. Куртунуа-то жив и здравствует, что не вяжется с происходящим, если в истории действительно не замешан сам король и его планы на угодья Де Ли.
Или молва по злобе не приписала `подвиг' Куртунуа, в чем был уверен Даган, лично зная Андриса как честного воина и рыцаря, способного скорей умереть за даму, чем оскорбить ее.
Оррик прошел в помещение со спящими воинами не обратив внимания на Гарта, сверлящего его упрекающим взглядом. Скинул прочь хмельного стражника, освобождая место для мальчишки и себя, и указал Исе на лежанку:
— Ложись. И быстро спать — через пару часов подъем.
Исвильда поморщилась от спертого запаха стоящего в помещении, но обращать на то внимания не стала — и не в таком месте ночевать доводилось. Раз было, в торфянике спала, спасаясь от холода.
Она не стала сопротивляться, только недовольно зыркнула на Даган и, растянувшись на ложе, мирно засопела, положив ладони под щеку.
Оррик даже позавидовал способности парня мгновенно засыпать — ему это не грозило. Близость Исы волновала, бросая то в жар то в холод, и мужчина даже осмелился протянуть руку к нему, чтоб перестать маяться от сомнений и проверить — парень перед ним или девушка, но, только коснувшись колета, отдернул руку, устыдившись своих мыслей.
И скрипнул зубами, уставившись в потолок: ах, если б это была Исвильда — он бы, пожалуй, жизни не пожалел. Но мечты остаются мечтами и незачем ими душу бередить.
Спасибо, хоть на том, если Иса окажется Максимильяном, и Оррик сможет отплатить долг погибшему в далеких землях другу.
А если, правда, любовница Галиган или того хуже, любовник?…
Посмотрим, — решил, устраиваясь удобнее и закрыл глаза. На сон времени совсем не осталось — не стоит его тратить на раздумья без почвы. Будет день, и будет пища.
Глава 10
Утром, чуть свет, замок наполнился гомоном готовящихся к отъезду стражников, слуг. Гул стоял в столовой, оружейной, во дворе и на конюшне. Сновали служанки, бегали поварята.
Орри протолкался в столовую, посадил Ису меж собой и Гартом к неудовольствию последнего, быстро перекусил, подивившись аппетиту парня, и погнал всех во двор.
Выбрал Исе самого спокойного рысака, помня о его неумении обращаться с лошадью. Кинул ему поводья и пошел присматривать за людьми. Но стоило ему обернуться, как стало ясно, что за сборами придется проследить Гарту, потому что мальчишка вместо того чтоб забраться в седло, гарцевал вокруг рысака, а тот повторял его маневры. Такими темпами они бы не сошлись и ко второму пришествию Господа.
— Долго будешь с ним нянчиться? — хмуро глянув сначала на друга, потом на Ису, спросил Гарт. — Он элементарного не знает. Остается удивляться, чему его учит Лавсли. Явно не воинском делу. Смотри, танцует бурру, как заправский франт.
— Он боится, — заметил Орри, пристально следя за маневрами парня.
— Лошади? Славный воин! — презрительно скривился Гарт. — Ох, и намучаемся мы с таким воинством!
— Радуйся, что Миррона и Тори с нами не будет, остальное часности. Присмотри за сборами, — кивнул и пошел обратно к Исе. Придержал его за плечо и спросил:
— Ты впервые встретился с конем?
— Нет, мессир, — опустил голову тот.
— Тогда в чем дело? Чего ты боишься?
Парень с минуту молчал и тихо ответил, стараясь не смотреть в лицо Даган:
— Лошади скидывают, мессир.
Орри отчего-то стало больно, по лицу судорога прошла:
— Ну-у…
Что сказать? Да, скидывают, а бывает лягаются — тут ничего не поделаешь. Если боишься животное, то и животное боится тебя, справиться же со страхом слова не помогут.
— Боишься боли?
— Не люблю, — призналась Исвильда.
— Хорошо, тогда не думай о плохом и не пугай коня своим страхом.
Подхватил парня и усадил в седло.
Тот побелел и на смерть вцепился в поводья, но было видно, что в седле держаться умеет.
— Не торопись, привыкни, — посоветовал Орри.
Исвильда глубоко вздохнула и поерзала в седле, предполагая, что свалиться или лошадь понесет. Но рысак переминался с ноги на ногу и мирно жевал удила, с пониманием поглядывая на Орри. Мужчина улыбнулся:
— Как видишь, скидывать он тебя не собирается.
Девушка, сообразив это, улыбнулась в ответ, чем смутила Оррика, и тот поспешил прочь.
Выехали не спеша, но как только перешли подъемный мост пошли рысью, стремясь прочь от замка.
Даган поставил во главе отряда Гарта, а сам шел в хвосте, подгоняя отстающих.
Как правило, это оказывалась Исвильда, что тряслась в седле с бледно-зеленым видом, окаменев с поводьями в руках.
Девушку мало укачивало, так еще и страх свалиться сжимал желудок и туманил голову. И она постоянно сбивалась с ритма, лишний раз боясь подогнать коня.
Кто-то пускал ехидные ремарки в ее сторону, кто-то что-то предлагал, кто сочувствовал, но она не слышала — ей казалось, она вновь несется по лесу и вот-вот будет скинута лошадью в овраг. Тело онемело и болело, солнце пекло голову, в висках бился ритм копыт и мелькали перед глазами спины товарищей, ряды деревьев.
Она старалась не спешить, чтобы как-то справиться со страхом и общим состоянием души, которая казалось, скачет под копытами.
Орри в сотый раз обернувшись, эаметил, что мальчишка значительно отстал, оставшись за поворотом и чертыхаясь, развернул коня.
К этому времени Исвильда наконец заметила, что впереди, никого нет и в панике пришпорила рысака, не соображая что делает. Тот пустился вскачь, мутя разум девушки.
Даган выехав из-за поворота, увидел одинокого всадника и замер, не зная видение перед ним или реальность — волосы Исы ореолом окружали голову, лицо было несчастным и в тоже время отрешенно прекрасным, глаза же полны слез и страха.
И только тупица мог принять всадника за мальчика.
Оррик остановил ее лошадь, перехватив поводья и, с укором уставился на девушку, а у той слов не было, только немая мольба в глазах, от которой сердце мужчины сжалось. Он подхватил фальшивого пажа за талию и пересадил к себе, крепко прижав к груди:
— Не бойся, все в порядке, я рядом.
— Где же ты был раньше?! — всхлипнула Исвильда, не в силах сдержать накопившееся отчаянье, боль, страх. Прижалась к Орри, пряча слезы в глазах, вцепилась в колет.
Глупец, как он мог усомниться?
Как мог не увидеть сразу кто перед ним?
— Господи… Исвильда… — прошептали губы, ладонь сама легла на голову девушки, обнимая как сокровище. Горло сдавило спазмом и стало оглушительно тихо в голове, в груди. — Что же ты молчала, малышка? Где же ты была?…
А в голове туман, и сердце забыло как гнать кровь по жилам, и ничего не надо, и ничего не имеет значение — только она, рядом.
Град вопросов и ответов теснят грудь, но ни один не вырывается наружу, не нарушает минуту озарения, сходного с прикосновением к чуду. Миг счастья ради которого стоило жить и только ради него.
Ради нее.
Остальное не в счет…
— Ты меня вспомнил? — удивилась и обрадовалась она, доверчиво заглядывая ему в лицо.
— Не забывал, — прошептал, как `люблю'.
Зрачки девушки стали огромными от удивления.
— Ты помнил ту глупую девчонку?
Орри замотал головой, хотел сказать самую красивую, самую чудесную, самую, самую… Да не смог, пошлыми слова показались, глупыми.
— Поедешь со мной, — вместо этого, с трудом ворочая онемевшим языком, глухо сказал Даган, а рука, боясь, что девушка исчезнет, все прижимала ее к груди.
— Нет, — дернулась Исвильда. Как не хотелось ей остаться с ним, открыться, рассказать о своих мытарствах — но стыд от разоблачения во лжи, страх оттого, что, узнав, что она та карга, что женила его на себе, Даган выгонит ее из своей жизни, не простит и не поймет, смел все желания, заставив покраснеть и смутиться.