— Не помешала бы, — согласился Лексинант, с сочувствием покосившись на Орри и его драгоценную ношу.
Оррик вздохнул, крепче прижав к себе Исвильду. Ему казалось, она ускользает от него, и оттого на сердце было невыносимо тяжело.
Открой свои чудесные глаза, милая. Прошу тебя, — молил он, вглядываясь в бледное лицо. Но ничего не менялось, и Орри готов был завыть в небо от бессилия.
— Вы были в Палестине Оррик? Конечно, были. Мне тоже довелось, — принялся уже Лексинант отвлекать и успокаивать мужчину. У Галиган слова и силы кончились, а Гарт, с хмурой физиономией и приговором во взгляде, мог лишь ухудшить ситуацию, честно выдав другу, что шансов выжить у его жены совсем ничего. — Был у меня друг, парень сорви-голова, отчаянный… Он и сейчас жив, только жизнь так распорядилась, что раскидала нас по разным странам. Он домой не вернулся… Но речь не о том. Довелось ему попасть под стрелы и получить рану, как у вашей жены, мессир. Долго он мучился, надо сказать, а организм-то у мужчин покрепче женского… Н-да… Но выжил, и вполне сносно рубился после. Правда получил еще и одну способность — безошибочно предсказывать погоду. Как только заболит плечо, сразу определяет, дождь ли будет, снегопад или жара начнется. Да-а, как-то он объяснял что перед дождем кость ноет, а перед снегопадом ломит, и вот по тому как болит, он и знает, что с погодой станется…
— А что будет с отцом? — невпопад спросил Галиган. Видно дошло, что ситуация серьезна.
— А что может быть? Наверняка уже в темнице. Допрашивают, обстоятельства дел выпытывают.
— Меня ждут, — хмуро бросил Орри. Лексинант отвел взгляд: успокаивать его нечем.
— Тебя-то чего? — насторожился Гарт.
— Я Боз на замок Де Ли навел, — бросил сквозь зубы. Галиган минутная немота накрыла, а у Гарта лицо скривилось, словно и у него старая рана к непогоде заныла.
— Бог мой!… Так какого ж ты черта прямо в лапы стражников едешь?!… Нет, постой, ты причем?!
— Причем тут Боз и та история? — поддакнул Галиган. — Говорят, зачинщиком был Куртунуа, глаз на наследницу… ну, на Исвильду, положил. Уж если кого арестовывать, так его.
— Даган виртуоз по части распространения слухов, уж такую паутину сплел, что в нее все кто ему хоть словом хоть взглядом неуважение выказал, попали. Куртунуа серьезно с ним повздорил еще лет пять назад. А дело-то пустяк, но Боз ссору запомнил, и припомнил. Как ему получилось Андриса к Де Ли заманить, ума не приложу. Хотя тот доверчив и до дам охоч. Может, на этом Боз сыграл.
— Какая разница? Вопрос в другом: если вздумалось королю то дело распутать, то с чего ради, и отчего к Боз нитка потянулась, а Куртунуа миновала? — хмуро спросил Гарт. — Как бы действительно Орри крайним не сделали. Только ничего у них не получиться, ни при делах он…
— Оставь, Гарт. Я виновен.
— В чем? В том, что отцу о долге перед Лемзи проговорился? Вот уж вина! Тогда тебя и за то, что от меня ничего не скрывал, казнить надо!
— Ты, это ты, а Боз совсем другое. Я знал, на что он способен, да понятия не имел, что тот уже успел к Де Ли съездить да Исвильду себе в жены приметить.
— Ничего себе! — удивился Галиган и присвистнул. — Вот оно в чем дело! А я понять не мог, что это с отцом. Отец, — качнул головой уверенный, что обвиняют Боз не зря. Помнил он то время, когда Даган, словно помешанный, бредил какой-то красавицей. То мрачнел, то веселился, то вдруг выписал бардов и принялся сочинять баллады. "С ума на старости лет сошел", — сплетничали в замке. А потом все сошло на нет, и лицо Боз приобрело вечно мрачное выражение. Он стал зол и угрюм более, чем до приступа странной лихорадки, рычал на любую оплошность слуг, забил двух крестьян, повесил мельника…
Исвильда могла стать моей мачехой? — растерянно глянул на девушку герцог: невозможные дела.
И дошло остальное, медленно, но с ужасающей правдоподобностью.
Боз Даган, его отец, преступник каких мало, перемалывающий судьбы и жизни людей как мельник зерно. Король, который прознав о мерзкой натуре герцога, решил призвать его к ответу, а заодно тех, кого тот использовал. И теперь Галиган придется оправдываться в том, что он не совершал, отмываться от той грязи, в которой отец вывалял его. Даниэлла естественно откажет, свадьба не состоится. Оррик попадет в тюрьму по обвинению в сговоре с Боз, косвенном участии в нападении на семейство Де Ли. А единственно выжившая наследница этого славного рода вынуждена была скитаться, жить как простолюдинка, а сейчас умирает на руках мужа, которого считают замешенным в ее бедах.
У Галиган лицо стало серым, когда он понял что происходит и почему. И одно взять в толк не мог — чем он больше раздавлен: участью Исвильды, отца, брата, или собственной?
— Мы попали в жернова, — прошептал, с испугом и мольбой покосившись на брата: скажи, что это не так?
Взгляд Орри был больным и тоскливым, но не своя судьба волновала его и не будущее Галиган — Исвильда. Только о ней он думал, только о ней переживал. Все остальное казалось пустым и незначительным, не стоящим ни слов, ни внимания.
— Не стоит беспокоиться раньше времени, мессир, — попытался успокоить Галиган Лексинант.
— Я помолвлен с Даниэль!
— Естественно, именно поэтому ни единого подозрения ни у вас, ни у вашего отца не возникло. Но помолвку разорвать проще, чем получить развод.
— Уходили бы вы. Самое время, — протянул Гарт.
Галиган промолчал.
Он пытался решить, что делать, здраво оценив положение: он в опале, свадьба отменена, замок и земли Даган под арестом, Боз в тюрьме, потом на плахе. Его друг Исвильда при смерти, брат под угрозой ареста и казни. И все из-за Боз, из-за отца!
Спасать его? Нет, отец заслужил кары за все что натворил. И как бы кощунственно это не выглядело, даже пальцем шевелить ради Боз у Галиган не возникало желание.
Спасать себя? Кинуться в ноги королю, унизиться, оправдываясь в том, в чем не виноват, предать братство, в которое его приняли равным, и выторговать тем прощение и руку Даниэллы?
Чтоб потом всю жизнь стыдиться своего поступка и окунуть в позор милую Даниэль? Нет, этот путь не для него.
Если она настолько чиста, настолько умна и честна, как ему показалось, она поймет, что так поступить он не мог и простит его. А что прощение короля по сравнению с прощением любимой? А сохраненная честь и гордость, уважение друзей, оплатят ему сторицей любые потери.
Возможно глупость, но даже за Даниэль он не желал терять себя и обретенных товарищей. Их мнение, их отношение к нему было для герцога важнее всего остального.
Галиган гордо вскинул голову и с надменным прищуром бросил, как это делает Орри:
— Плевать!
— А вы и впрямь безумец, милорд, — с понимающей улыбкой глянув на мужчину, сказал Лексинант.
— Зачем мы вообще едем к королю, если ясно, ничего хорошего нас там не ждет? — качнул головой Гарт.
— Исвильда, — сказали хором Орри и Лексинант.
— Король поможет ей, защитит и обеспечит, — пояснил Галиган.
— А я думал за справедливостью, — буркнул Гарт.
— Вряд ли она еще живет на этой грешной земле, — с тоской протянул Оррик, вглядываясь в лицо любимой, которая по-прежнему ни вздохом, ни трепетом ресниц не выдавала свое присутствие здесь, с ним. Она словно уже ушла, забыв свое тело.
Но думать о том было невыносимо и Даган вслушивался в стук сердца, уже не зная ее ли бьется или его.
Глава 22
Суд был закрытым. В залу, где проходил процесс, ввели Боз и поставили перед главным судьей — королем. Тот сидел на троне и внимательно смотрел на герцога Даган. Он пытался понять, откуда в столь привлекательном внешне человеке столько подлости и низости. И не находил ответа.
Послушаем, что он скажет, — кивнул бальи.
Тот вышел из-за стола и подошел к подсудимому, протянул библию:
— Клянитесь говорить государю вашему, наместнику Божьему на земле, правду.
— Клянусь, — водрузил ладонь на книгу.