Сельма Лагерлёф
Чудеса Антихриста
«Когда придет Антихрист, он во всем будет подобен Христу. И наступит великий голод, и Антихрист будет ходить из страны в страну и раздавать хлеб неимущим. И будет у него много последователей».
I . Видение цезаря.
Во времена, когда Август был римским цезарем, а Ирод — царем иудейским, на землю спустилась великая святая ночь. Никогда еще не было такой темной ночи; можно было подумать, что вся земля провалилась в подземелье. Было невозможно отличить воду от земли и легко было сбиться на хорошо знакомой дороге. Да иначе и быть не могло, потому что с неба не светил ни один луч. Все звезды оставались у себя дома, а кроткий месяц отвернул от земли свой лик.
И такими же глубокими, как мрак, были тишина и молчание. Реки остановились в своем течении, не было ни малейшего дуновения ветра, и даже листья осины перестали дрожать. Волны не катились к морскому берегу, и песок не шелестел в пустыне.
Все замерло и окаменело, чтобы не нарушить святости ночи. Трава перестала расти, туман не падал, и цветы не осмеливались изливать свои ароматы.
В эту ночь хищные звери не охотились, змеи не жалили, и собаки не лаяли. Но чудеснее всего было то, что и безжизненные предметы не хотели нарушать святости этой ночи, и их нельзя было потребить ни на какое дурное дело. Ни одной отмычкой нельзя было бы взломать замка, и ни один нож не был бы в состоянии пролить кровь.
Как раз в эту ночь в Риме небольшая группа людей вышла из дворца цезаря на Палатине и направилась через Форум к Капитолию. В только что истекший день государственные мужи обратились к цезарю с вопросом, разрешит ли он воздвигнуть ему храм на священной горе Рима. Август не дал им на это ответа, так как не знал, будет ли угодно богам, если ему воздвигнут храм рядом с их святилищами, и сказал, что ночью он принесет жертву своему гению и узнает его волю.
И вот теперь в сопровождении близких ему людей он отправлялся совершать жертвоприношение.
Августа несли на носилках, так как он был уже стар и ему трудно было подниматься на многочисленные ступени Капитолия. Он сам держал в руках клетку с голубями, которых хотел принести в жертву. С ним не было ни жрецов, ни государственных людей, ни стражи, были только его близкие друзья. Впереди него шли факельщики, словно расчищая дорогу в ночном мраке, а за ними следовали рабы, несшие треножный алтарь, жертвенные сосуды, ножи, священный огонь и разные другие принадлежности жертвоприношения.
Дорогой цезарь весело беседовал со своими друзьями, и поэтому никто из них не замечал бесконечного покоя и тишины ночи. И только когда они поднялись на вершину Капитолия и достигли открытой площадки, предназначенной для нового храма, им стало ясно, что происходит что-то необычайное.
Эта ночь не была похожа на обычные, потому что на вершине горы они увидали странное явление. Сначала они приняли это за старый высохший ствол маслины, потом им показалось, что это древнее каменное изваяние вышло на гору из храма Юпитера. Наконец, они поняли, что это не мог быть никто другой, кроме старой сибиллы.
Они никогда еще не видали существа более древнего, иссохшего и более громадного. Эта старая женщина наводила ужас. Если бы с ними не было цезаря, они все разбежались бы по домам.
— Это она! — шептались они между собой. — Та, что насчитывает столько же лет, сколько песчинок на морском берегу ее родины. Почему она именно в эту ночь вышла из своей пещеры? Что хочет она возвестить цезарю и государству, она, которая пишет свои пророчества на листьях деревьев и знает, что ветер донесет вещее слово тому, кому оно предназначено?
Они были так испуганы, что, сделай сибилла хоть одно движение, они все упали бы, распростершись, на землю. Но она сидела неподвижно, словно неживая. Она сидела, скорчившись, на выступе скалы и, держа ладонь над глазами, всматривалась во мрак. Можно было подумать, что она поднялась на самую вершину, чтобы лучше разглядеть то, что происходить где-то вдали. Так, значит, она могла видеть и в такую ночь!
Тут только цезарь и его спутники заметили, какой глубокий мрак царит вокруг. На расстоянии протянутой руки ничего не было видно. И какая тишина! Какое молчание! Не слышно было даже глухого шума Тибра. Хотя воздух был душный, холодный пот выступал у них на лбу, и руки их были вялы и бессильны. Они ожидали, что должно произойти что-нибудь ужасное.
Но никто не хотел показать своего страха, и все говорили цезарю, что это добрый знак: вся природа затаила дыхание, чтобы приветствовать нового бога.
На самом же деле старая сибилла была так поглощена своим видением, что и не заметила, как цезарь Август поднялся на Капитолий. Душа ее перенеслась в далекую страну, и ей казалось, что она бредет по громадной равнине. В темноте она все время спотыкалась о что-то, казавшееся ей кочками. Она наклонялась и ощупывала рукой. Нет, это были не кочки, а овцы. Она шла между больших стад спящих овец.
Наконец, она заметила огонь костра. Он горел среди поля, и она побрела к нему. Пастухи спали вокруг костра, а рядом с ними лежали их длинные остроконечные посохи, которыми они защищали стада от диких зверей. A разве не шакалы были эти маленькие зверки с блестящими глазами и пушистыми хвостами, которые пробирались к огню? Но пастухи не бросали в них посохами, собаки продолжали спокойно спать, а овцы не шевелились, и хищные звери спокойно легли рядом с людьми.
Все это видела сибилла; но она ничего не знала о том, что происходит сзади нее на горе. Она не знала, что там воздвигли алтарь, зажгли уголь, воскурили фимиам и что цезарь вынул из клетки голубя, чтобы принести его в жертву. Но руки его так ослабли, что он не мог удержать птицы. Голубь вырвался одним взмахом крыльев и исчез в ночном мраке.
Когда это случилось, спутники цезаря недоверчиво взглянули на старую сибиллу. Они думали, что она причинила это несчастье.
Они не знали, что, сибилле все еще казалось, что она стоит у костра пастухов и прислушивается к легким звукам, нарушающим мертвую тишину ночи. Она долго вслушивалась, прежде чем заметила, что они поднимаются не с земли, но доносятся из облаков. Наконец, она подняла голову и увидала светлые, сверкающие существа, проносящиеся во мраке. Это были маленькие группы ангелов, которые пели радостными голосами и, словно ища чего-то, носились взад и вперед над огромной равниной.
Как раз в эту минуту, когда сибилла прислушивалась к пению ангелов, цезарь готовился принести новую жертву. Он омыл руки, очистил алтарь и велел подать себе второго голубя. Но, как ни старался он держать его крепче, стройное тело скользнуло из его рук, и птица исчезла в непроницаемой ночи.
Цезаря охватил ужас. Оп пал ниц перед пустым алтарем и молил своего гения. Он просил дать ему силу избегнуть несчастья, которое, по-видимому, возвещала эта ночь.
Но и этого тоже не слыхала сибилла. Она всей душой вслушивалась в пение ангелов, которое становилось все громче. Наконец, оно стало так могуче, что разбудило пастухов. Они приподнялись на локтях и смотрели на блестящие толпы серебристо-белых ангелов, которые проносились во мраке длинными, колеблющимися рядами, подобно перелетным птицам. У одних в руках были лютни и скрипки, у других — цитры и арфы, и их пение было радостно, как детский смех, и беззаботно, как пенье жаворонка. Когда пастухи увидали все это, они пошли в горный городок, из которого они были родом, чтобы рассказать там о чуде.
Они с трудом поднимались по узкой извилистой тропинке, и старая сибилла шла за ними. Вдруг высоко на горе стало светло. Большая яркая звезда горела над горой, и город на вершине ее сверкал как серебро в лучах звезды. Все ангелы с радостными криками спешили туда, и пастухи ускорили свои шаги и почти бежали. Подойдя к городу, они увидали, что ангелы окружили низкий сарай близ городских ворот. Это было жалкое строение с соломенной крышей, и холодная скала заменяла его заднюю стену. Как раз над ним светила звезда, и сюда слетались ангелы. Одни опускались на крышу или на отвесную, скалу позади дома, другие, трепеща крыльями, реяли вокруг. И высоко-высоко в воздухе было светло от их сверкающих крыльев.