В то мгновенье, как звезда воссияла над горой, проснулась вся природа, и люди, собравшиеся на вершине Капитолия, тоже ощутили это. Они почувствовали дуновение свежего, но мягкого ветра, нежное благоухание разлилось вокруг, листья на деревьях шелестели, слышно было течениѳ Тибра, звезды засияли, и месяц вдруг поднялся высоко на небе и осветил землю. С облаков слетели вниз два голубя и опустились на плечи цезаря.
Когда совершилось это чудо, Август поднялся в гордой радости; но его друзья и рабы бросились ниц. Ave, Caesar! — восклицали они, — боги ответили тебе! Ты — божество, которому будут поклоняться на вершине Капитолия!
И люди, охваченные восторгом, так громко славили цезаря, что это услыхала и старая сибилла. Это пробудило ее от ее духовного видения. Она покинула свое место на отвесе скалы и подошла к людям. Казалось, что темное облако поднялось из глубокой бездны и окутало вершину горы. Она была ужасна своей древностью. Растрепанные волосы жидкими прядями висели вокруг ее головы, сухожилия утолщились, а потемневшая кожа покрывала ее тело, как древесная кора, морщина к морщине.
Но властно и внушительно подошла она к цезарю. Одной рукой она схватила его за руку, а другой указала ему на далекий восток.
— Смотри! — приказала она. Цезарь поднял свой взор и взглянул. Все исчезло перед его глазами, и взоры его проникли до отдаленнейшей местности востока. И он увидал жалкое строение у отвесной скалы и у открытых дверей несколько коленопреклоненных пастухов. Внутри он увидел молодую мать, стоявшую на коленях пред младенцем, который лежал на полу на связке соломы.
И длинные костлявые пальцы сибиллы указали ему на этого бедного младенца.
— Ave, Caesar! — язвительным смехом произнесла сибилла. — Вот Бог, которому будут поклоняться на вершине Капитолия.
Август отступил от нее, как от безумной. Но сибиллу охватил великий дух пророчества, ее угасшие глаза засверкали, руки поднялись к небу, голос изменился, словно он был не ее, и стал таким звучным и сильным, что его можно бы было слышать во всем мире. И она произнесла слова, которые она как бы читала среди звезд:
— На высотах Капитолия будут поклоняться обновителю мира, Христу или Антихристу, но не смертному человеку.
Произнеся это, она прошла между расступившимися в ужасе людьми, медленно сошла с горы и исчезла.
Август на следующий же день строго-настрого запретил народу воздвигать храм на вершине Капитолия.
Вместо того он поставил там жертвенник в честь новорожденного младенца и назвал его: «Алтарь неба» (Ara coeli).
II. Святой младенец Рима.
На высотах Капитолия возвышался монастырь, в котором жили монахи-францисканцы. Но строения его походили скорее на крепость, чем на монастырь. Словно сторожевая башня на морском берегу, с которой стерегут и высматривают приближающегося врага.
Близ монастыря находилась великолепная базилика Sancta Maria in Ara coeli. Базилика была построена в воспоминание того, что на этом месте сибилла показала Августу младенца Христа. А монастырь воздвигли, так как боялись, что исполнится предсказание сибиллы и на Капитолии будут поклоняться Антихристу.
И монахи чувствовали себя воинами. Отправляясь в церковь петь и молиться, они воображали, что идут на укрепления и осыпают тучей стрел нападающего Антихриста.
Они жили с непрестанной мыслью об Антихристе, и все их служение Богу было в стремлении не допустить Антихриста на Капитолий.
Они низко надвигали своп капюшоны, прикрывая глаза, и зорко всматривались в мир.
От постоянного напряжения взоры их стали лихорадочными и беспокойными, и им непрестанно казалось, что они видят Антихриста.
— Он здесь! Он там! — восклицали они. И они сбегались и готовились к бою, похожие в своих темных рясах на воронов, столпившихся на вершине скалы, завидя орла.
Но одни говорили:
— К чему служат молитва и покаяние? Сибилла предсказала: Антихрист должен прийти!
A другие возражали:
— Бог может совершить чудо. Если бы борьба была бесполезна, он не предостерег бы нас через сибиллу.
Из года в год охраняли францисканцы Капитолий покаянием, делами милосердия и проповедью слова Божия.
Они защищали его целые века, но чем дальше шло время, тем бессильнее и слабее становились люди. Монахи говорили между собой:
— Мир не может так стоять дольше. Должен явиться обновитель мира, как во времена Августа.
Они рвали на себе волосы и бичевали себя, так как они знали, что обновителем будет Антихрист и что он водворит возрождение мечом и силой.
Как немощных преследует мысль об их болезнях, так и они терзались мыслью об Антихристе. И они видели его: он был богат, насколько Христос был беден, был злобен, насколько Христос добр, и почитаем, насколько Христос был гоним.
Он приведет сильное воинство и пойдет во главе кровожадных злодеев. Он разрушит церкви, умертвить священнослужителей, возбудит людей к битве, и брат восстанет на брата, и каждый будет бояться другого, и нигде не будет мира.
И при каждом появлении сильного и могучего человека, совершающего победное шествие, на сторожевой башне Капитолия поднимался крик: «Антихрист! Антихрист!»
И каждый раз, как человек этот исчезал или погибал, монахи восклицали: «Осанна!» и пели «Те Deum». И они говорили:
— По нашей молитве гибнут злые, прежде чем они успевают достигнуть Капитолия.
Но для монахов прекрасного монастыря было большим мучением, что они никогда не знали покоя. Ночи их были еще тревожнее, чем дни. Им чудилось, что хищные звери входили в кельи и растягивались на ложе рядом с ними. И каждый дикий зверь был Антихрист. Одним монахам он являлся в виде дракона, другим — в виде грифа, а некоторым он казался сфинксом. И, вставая от сна, они чувствовали себя изнуренными, как после тяжелой болезни.
Единственным утешением этих бедных людей было чудодейственное изображение Христа, хранившееся в базилике Ara coeli. Когда кто-нибудь из монахов доходил в своем ужасе до отчаяния, он шел туда искать утешения. Он проходил через всю базилику и входил в запертую часовню возле главного алтаря. Там он зажигал священные восковые свечи и совершал молитву — прежде чем отпереть алтарный шкаф с железными дверцами и двойным замком. И он не поднимался с колен все время, пока созерцал святое изображение.
Это было маленькое спеленутое дитя с золотой короной на голове и золотыми башмачками на ногах, все сверкающее драгоценностями, которые приносились ему в дар молящимися. А стены часовни были покрыты картинами, в которых изображалось, как оно спасало от огня и морских волн, исцеляло больных и помогало во всевозможных несчастьях. Видя все это, монах торжествовал и говорил:
— Да славится имя Господне! На Капитолии еще поклоняются истинному Христу!
Монах видел, как лицо младенца улыбалось ему с мистическим выражением сознания своего могущества, и душа его возносилась к священным областям успокоения.
— Что может победить тебя, могущественный? — восклицал он. — Перед тобой склоняет колена вечный город. Ты святой младенец Рима. Ты царь, которому поклоняются народы. Ты сильный, несущий с собой помощь, поддержку и утешение. Тебе одному должно поклоняться на вершине Капитолия.
Монах видел, как корона на голове младенца превращается в золотое сияние, лучи которого расходятся по всему миру. И куда бы ни взглянул он по направлению лучей, всюду он видел множество храмов, в которых славили Христа. Казалось, что могущественный военачальник показывал ему все крепости и замки, охраняющие его государство.
— Нет никакого сомнения, ты не можешь пасть, — говорил монах. — Твое царство — вечно!
И каждый монах, приходивший искать помощи у святого изображения, чувствовал себя на несколько часов утешенным и успокоенным, пока страх снова не охватывал его. Но если бы монахи не владели этим изображением — их души не знали бы ни одного мгновенья покоя.