Признаться, сперва Пушок испытал немалое искушение запихнуть всё барахло обратно в шкаф, а, когда Тайка обнаружит пропажу, сделать честные глаза и сказать: мол, не брал. И это даже не было бы враньём: он ведь и правда не брал пятак. Но совесть сжала его горло будто ледяной рукой, не позволяя остаться в стороне.
Пушок тщетно попытался привести в порядок слипшиеся от варенья перья, потом махнул лапой — ладно, ещё успеется — и полетел к лесу. Он совершенно не представлял себе, где будет искать негодяя Веника, поэтому решил сперва навестить диких коловершей. Конечно, расстались они отнюдь не на мажорной ноте, но вроде бы лысый воришка улетел вместе с ними. И кто знает, вдруг они ещё не успели разлететься каждый в свою сторону?
Чёрная полоса в жизни не вечна, она имеет свойство заканчиваться, и Пушку наконец-то повезло: он нашёл диких коловершей в лесу на опушке — там, где они обычно любили собираться. Но только в этот раз никто не вылетел к нему навстречу, не прокурлыкал приветствие, не предложил вкусную шишку с семечками или сладкий корень ревеня. Его прежние друзья вели себя так, будто бы никакого Пушка вовсе не существовало. Понятное дело, обиделись… В другой раз это бы его задело, но не сейчас — главное, что Веник тоже был здесь. Ещё и лыбился, негодяй! Насмехался в душе, наверное.
Не долго думая, Пушок налетел на обидчика, сбил его с ног, и они вместе покатились по влажной от вечерней росы траве, грозно шипя, молотя друг друга когтями куда ни попадя и теряя по дороге перья.
— Вор-р-р! — прорычал Пушок, силясь цапнуть противника за обтянутый тонкой кожей загривок. — Отдавай, что украл!
— Не понимаю, о чём ты, — Веник ловко вывернулся и запустил острые когти прямо в бок обидчика, но те застряли в густом подшерстке.
— Отдавай пятак!
— Какой ещё пятак? Я ничего не брал!
— Врёшь!!! — Пушок взвизгнул, потому что Веник больно укусил его за ухо.
— А ну, перестаньте сейчас же, мальчики! — за спиной раздался возмущённый голос Ночки.
Кто-то схватил Пушка зубами за шкирку и потянул назад. Шипящего и плюющегося во все стороны Веника оттащил Дымок собственной персоной. Серый вожак стаи дождался, пока оба драчуна перестанут вырываться, и только тогда рявкнул:
— Вы чё? Совсем страх потеряли? Пушок, какая муха тебя укусила, а ну выкладывай как на духу!
— Этот лысый воришка спёр из шкафчика одну очень важную вещь. Ведьминскую! Вот вернётся хранительница, обнаружит пропажу, и всем тогда на орехи достанется!
Кажется, это заявление Дымка обеспокоило. Тайку в Дивнозёрье все волшебные существа если и не любили, то уважали. Потому что знали: связываться с самой ведьмой-хранительницей — себе дороже.
Нахмурившись, Дымок повернулся к Венику:
— Так, чё-та я не понял, Вениамин? Это что за новости? Не по понятиям живёшь, лысый? У своих воровать строго запрещено. Одно дело там ягоды из сада стырить или яйцо из-под несушки — от них не убудет. Но у самой ведьмы! Это, братан, стыдоба!
— Да не брал я ничего! — Веник сплюнул на траву, и Пушок заметил, что по подбородку противника стекла капелька крови. Ха! Кажется, кто-то лишился зуба! — Что я, самоубийца, что ли, у ведьмы воровать? Да моя бывшая хозяйка за такое бы меня сразу за хвост раскрутила и об стенку шлёпнула.
Пушок, представив такое бесчинство, в ужасе закатил глаза. Нет, этого он даже гадкому Венику не пожелал бы. Хвост у коловершей считался ценным и неприкосновенным. Но жалость жалостью, а сдавать позиции Пушок всё же не собирался:
— Какая там «бывшая»! Лапшу нам на уши вешаешь, а сам, небось, для неё и уволок счастливый талисман. Тьфу на тебя, фамилиар! — последнее слово он выплюнул так, будто бы в нём было что-то обидное.
— Пушок, мне кажется, ты неправ, — Ночка тронула его мягкой лапкой за плечо. — Если бы Вениамину было куда лететь, с чего бы ему тогда проситься в нашу стаю?
— А он просился? — брови Пушка в удивлении поползли вверх.
— Да. И Дымок его принял. Теперь он один из нас. Тоже дикий коловерша из Дивнозёрья.
Ну и дела! Эту новость следовало заесть и переварить. Чем дальше, тем меньше Пушку нравилась вся эта история. Выходило, что теперь за несносного Веника в случае чего вступится вся стая. В этом плане у Дымка было строго: один за всех и все за одного.