— Эй, да ты не Снегурка вовсе! А ну-ка стой! Кажись, виделись мы прежде: ты ведь Тайка, ведьма-хранительница Дивнозёрья. — Его кустистые седые брови сошлись в одну линию на переносице. — Не думал, что ты ещё и воришка!
— Сами вы, дедушка, вор! — Тайка дёрнулась, и сапожок с левой ноги остался в руках у Карачуна. — Тепло нашего солнышка стащили, спрятали и рады!
— Ах ты, негодница! — Карачун раздул щёки, набирая воздух, и Тайка не стала дожидаться, пока он выдохнет, — бросилась прочь.
Вздох. Другой. В спину ударил леденящий ветер. Брови и ресницы вмиг покрылись инеем, шуба на спине встала колом, а зубы дробно застучали друг о друга. Колдовской холод пронизывал её до костей, ноги разъезжались на льду, перед глазами всё плыло…
— Врёшь, от меня не убежишь! — расхохотался Карачун.
Его смех гулким эхом разнёсся по коридору, и Тайка невольно обернулась, чтобы взглянуть — далеко ли там её преследователь?
Ох, близко! Почти за плечом. Вот-вот опять дохнёт морозом, от которого замерзают на лету птицы, кровь стынет в жилах и сердце перестаёт биться.
Она вдруг вспомнила, как Лис говорил: «Подумай о чём-нибудь согревающем», — и представила себе большой самовар чая — у Никифора такой на чердаке валялся: медный, пузатый. В нём ещё угли сапогом надо было раздувать. Домовой доставал своё сокровище, только когда большая компания гостей собиралась, а так берёг. Говорил: мол, чего зазря щепу жечь?
При мысли о самоваре особо теплее не стало. Тайка уж было подумала, что совсем пропала, но дед Карачун вдруг — бах! — споткнулся и растянулся на льду во весь рост. Ух и ругался! Оказалось, пока он спал, длинная борода к полу-то и примёрзла. Только это Тайку и спасло…
Прижимая к груди волшебную монету, она рванула к выходу так, будто бы у неё крылья за спиной выросли. Теперь её мысли занимал вовсе не начищенный медный самовар, а тёплые воспоминания о чаепитии, которое устроил Никифор, когда она только-только стала ведьмой-хранительницей. Как домовой познакомил её со всей дивнозёрской нечистью, а Пушок (тогда ещё бессловесный) урчал, ластился и щекотал усами щёку. Как обнимали её мавки-хохотушки, как добродушный леший хлопал по плечу и ворчал в бороду: «Кушать тебе надо больше, ведьмушка, а то, ишь, тощая какая — кожа да кости». Вспомнилось и как она Яромира впервые встретила, как они потом вместе за лисичкой-сестричкой по лесу бегали, ссорились и мирились, как прощались навек, а потом снова повстречали… в общем, многое случалось. От этих воспоминаний холод отступал, а внутри будто бы разгоралось своё собственное маленькое солнце…
Она выбежала из крепости — и попала в самую что ни на есть глухую и непроглядную метель. Не иначе, Карачун постарался. Ну и куда бежать, когда не видно ни зги?
— Сюда, ведьма! — услышала она голос Лиса и, прихрамывая, бросилась на зов. Ох, как же неудобно бегать в одном сапоге по снегу… кожа на босой ноге уже вся потрескалась от холода, а на ладонях, наоборот, вздулись волдыри ожогов: солнечная монетка становилась всё горячее. Тайка сунула её в карман пижамных штанов, надеясь, что та в ближайшее время не прожжёт дырку в ткани.
Она несколько раз падала, но вставала и, сжав зубы, продолжала бежать, надеясь, что там, за снежной пеленой, её и впрямь выкликает Лис, а не какой-нибудь Карачунов морок.
— Скорее, ведьма!
Во мгле Тайке мерещился знакомый долговязый силуэт, из последних сил она шагнула вперёд, и чьи-то крепкие жилистые руки сгребли её в охапку. Ветер взревел, словно раненый зверь. Где-то за спиной, надломившись, с треском упало дерево — наверное, одна из елей, что росли у входа, не выдержала бури. От страха у Тайки из глаз брызнули — и тут же застыли льдинками на щеках — слёзы. Всхлипнув, она уткнулась в мягкий шерстяной свитер Лиса, от которого пахло мятой, корицей и кофейными зёрнами. Среди мрачного морозного царства от Кощеевича вдруг повеяло таким неожиданным домашним уютом, что сердце само застучало чаще, разгоняя по жилам кровь. А Лис что-то прошептал на чужом языке, и лихой ветер подхватил их обоих, унося прочь из мрачных карачуновых владений. Куда? Домой, конечно. Поближе к тёплой печке и свежесваренному кофе.
Когда они немного отогрелись и покрасневшие пальцы снова начали сгибаться, Тайка, шипя от боли, достала из кармана горячую солнечную монетку. Уф, не потерялась.
— Надеюсь, это то, что нам нужно?
Лис забрал добычу, повертел её, подул на обожжённые пальцы и расплылся в счастливой улыбке:
— Ты молодчина, ведьма. Сейчас мы с тобой вернём свет и тепло в этот мир.