— Да, это уже не барабашка, а целый барабан, — смешком Тайка попыталась разрядить обстановку, но на самом деле ей было отнюдь не весело.
Пушок, глянув на неё с тоской, мявкнул:
— Пойдёмте всё-таки к Марьянке. Хоть согреемся. Не торчать же по темноте на холоде — чай, не месяц май.
— Да-а, придётся друзей о помощи просить, — кивнул Никифор. — Завтра соберу других домовых, будем думу думать. Не хочется на старости лет снова бездомным становиться. Это по молодости мне гулять хотелось без лишних обязательств, а нонче-то уже остепенился, привык, хозяйство завёл, скарбом оброс… кому ж теперь моё добро, честным трудом нажитое, достанется?
— Не переживай, — Тайка хлопнула его по плечу. — Во-первых, ещё не вечер. Может, мы проиграли одну битву с невидимкой, но ещё не проиграли войну. А во-вторых, о помощи просить совсем не стыдно. Для этого и нужны друзья: то мы им помогаем, то они нам.
— А в-третьих, Марьянка сама этого человека-невидимку напугать может так, что мало не покажется, — Пушок затанцевал на снегу, перебирая лапами. — Она же вытьянка, а не абы кто! Как взвоет, глазищами сверкнёт — он и убежит. Победим врага его же оружием, так сказать. Вот увидишь, он у нас ещё попляшет!
Марьяна, конечно же, их и накормила, и обогрела, и выслушала. А выслушав, крепко призадумалась:
— Не барабашка это. Похож, да не он. Тот ведь вещи не ворует, не прячет, а только кидается ими.
— Так что, напугаешь нашего злодея? — Пушок так перенервничал, что теперь уминал пироги с мясом, заедая их пряниками и вареньем.
— А чего бы не напугать, — вытьянка потянулась, разминая плечи. — Вот завтречка с утра и пойдём.
— До завтра невидимка уже весь дом разнесёт и чайник мой утащит. И любимый плед! А он ведь хороший ещё — подумаешь, каких-то три заплатки, — вздохнул Никифор. — Марьянушка, ты уж прости за настойчивость, но давай пугнём гада прям щас, а?
— А за Сенькой кто следить будет? — насупилась вытьянка. — Этот пьянчужка к праздникам бражки раздобыл и по всем углам дома приныкал. Я уж четыре пузыря нашла. И, думаю, это не последние. Вы ж знаете, ему пить нельзя, он совсем дурной делается.
— Дык пущай с нами идёт, авось, подсобит чем. Он же тоже домовой, как-никак, — Никифор поболтал ногами в тазике с горячей водой, который Марьянка поставила ему «для сугреву ног».
— Непутёвый он, не справится, — вытьянка фыркнула, а Арсений обиженно прогундел из-за печи:
— Я всё слышал!
— И что, спорить будешь? — Марьянка подбоченилась.
Вид у неё был донельзя суровый — даже Тайка немного оробела. Впрочем, может, это у неё ещё прежний страх из души не выветрился.
Сенька выбрался из-за печки, лихо закинул за плечо дырявый край шарфа и выпрямил спину с видом оскорблённой невинности:
— С тобой, Марьяна, даже праздник толком не отметишь. Туда не ходи, этого не делай, то положь, салат не трогай — это на Новый год! Вот дождёшься, уйду я насовсем.
— В бездомные домовые подашься? — скривилась вытьянка. — Ну-ну, успехов…
— А вот и не в бездомные! К дядьке Никифору в помощники напрошусь, — насупился Сенька.
— Не возьмёт он тебя! Кто у него в прошлый раз ложечки спёр? Уж не ты ли?
Укор был справедливым, и Арсений, опустив взгляд, пробормотал:
— Нешто Никифор — хмырь злопамятный и не простит мне былые ошибки, коли я его от беды избавлю?
— Ты можешь избавить дом только от еды и бражки! — Конечно, Марьяна ему не поверила.
Да и Тайка, признаться, сомневалась: непутёвый домовой частенько привирал. А Пушок так и вовсе расхохотался:
— Ой, умора! Наш супергерой — домовой-алкаш — летит на помощь! Спасайся кто может!
А Никифор вдруг сердито стукнул кулаком по столу и ногами плюхнул так, что воду из тазика чуть не расплескал:
— Слыхали, может: кто старое помянет, тому глаз вон. Я о помощи попросил и приму её от всякого, кто помочь захочет. Нешто Арсений нам не друг? А недостатки у кажного имеются, никто не безгрешен так-то!
В наступившей тишине было слышно только, как тикают часы на старой этажерке. А потом Сенька дрогнувшим голосом молвил:
— Пасибочки, дружище, — и шмыгнул носом: того и гляди разрыдается от чувств.
Марьяна же сняла фартук и решительно сверкнула синющими глазами:
— Ладно. Кого там пужать-то надобно? А ну пошли, разберёмся!
На обратном пути Тайка всё-таки успела замёрзнуть — для неё у Марьяны подходящей шубейки не нашлось, пришлось кутаться в шерстяной плед с кисточками, а по ногам всё равно дуло. Никифору Сенька одолжил свою телогрейку и шапку на овечьем меху. Марьяне же тёплая одёжа и вовсе была не нужна — призраки же не мёрзнут.