- Хорошо, синьора Комуцци, только предупредите мою сменщицу, чтобы она выкидывала фирменные трусы от Гуччи – Вашего любовника, верно ведь?
Яна не отказала себе в удовольствии повесить трубку. Синьор Комуцци, добродушный немолодой адвокат, старше своей супруги лет эдак на …цать, предпочитал удобные боксеры в клеточку. Ну и шут с ними, с Комуцци, пусть варятся в собственном соку.
Две семьи с маленькими детьми, Нарди и Педрини, заверили Яну, что будут ее ждать, и что несколько дней, а то и пару недель вполне потерпят. Анжела Педрини, милая молодая женщина и мама двоих сорванцов, предложила Яне забрать гардероб младшего сына:
- Знаешь, Йана, мой Джованни так быстро вырос, я думала отнести все в магазин узато (*магазин, где принимают б/у вещи), но там предложили не более тридцати центов за каждую вещь. За куртки! Сапоги! Свитера! А потом они их продают по пятнадцать –двадцать евро. Я не потерплю, чтобы на мне наживались! У тебя же маленький сын, верно? Я тебе все подарю, Йана, забирай просто так! Заодно и шкафы освобожу!
Яна довольно улыбнулась – все далеко не так безнадежно, как она думала. Без клиентов она не останется, да и проблема зимней одежды для Костика решилась.
Костик встретил маму радостными возгласами:
- Мама, мама, смотри, автобус, двойной! А вот такси! Мама, мама, а вот простой автобус!
Лицо малыша порозовело, да и ужасающих пятен стало меньше.
- Мы с дедушкой Максом собирали паззлы с феей в игровой комнате! И играли в гонки! И читали! И я постарался все-все скушать! И у меня ничего не чешется и не болит!
Яна посмотрела на стул, который Массимо аккуратно придвинул к окну, посмотрела на размотанный провод капельницы. Яна сразу отметила, как удобно и безопасно пожилой синьор держал малыша.
- Я даже не знаю, как благодарить Вас, синьор Массимо. Вы очень меня выручили.
- Называйте меня Максом, Йана, или даже дедушкой. – Взляд пожилого человека светился радостью. – Наоборот, это я буду крайне Вам благодарен, если Вы позволите навещать Косту каждый день и потом продолжить наше общение.
- Мама, мама, дедушка Макс обещал повести нас с тобой в пиццерию! И заказать самую большую пиццу с прошутто и оливками!- отлип от окна малыш.
- Обязательно, только ты поскорее выбирайся отсюда, мама устроит выходной, и мы пойдем есть самую большую пиццу.
Яна условилась с дедушкой Максом (девушка улыбнулась, мысленно назвав так пожилого человека) – о том, что он придет завтра утром. А еще ей показалось, что старый синьор едва не плакал.
А Яне с Костиком предстоял вечер. Будет ли он таким же тревожным, как нынешняя ночь? Заглянувший на вечерний обход упитанный доктор, чем-то напомнивший Яне Карлсона, осмотрел малыша, отметил, что «Коста поразительными темпами идет на поправку», подтвердил назначение антибиотиков и ободряюще улыбнулся Яне. Яна с Костиком покушали, почитали толстую книжку про Микки-Мауса, раза четыре прогулялись с капельницей, поиграли в конструктор, в гонки, посмотрели из огромного окна на большой город.
Яна считала автобусы вместе с Костиком, смотрела на полуголые деревья в рваных бордово-оранжевых нарядах из листьев, на сумасшедшие потоки автомобилей и думала, что город, несмотря на промозглую осеннюю погоду, дружелюбен к ней – в последнее время Яне поразительно везло на автобусы и она еще ни разу не попала под самый мелкий дождь. Яна не видела, как город улыбался ей в ответ.
Костик стал тереть глазенки и попросил Яну спеть ему песню. Девушка аккуратно сняла малыша со стула, подняла бортики кровати, укутала его хрустящей от свежести простыней и тихонечко запела – «про птичку», как просил Костик.
Лебедушка, улетай в небо синее,
солнце ясное встречай, моя вольная.
Лебедушка, унеси мысли горькие...
буду зыбочку качать с малым дитятком.
На чужбине далеко - не у матушки,
на чужбине далеко - не у батюшки…
(полный текст здесь: ) Яна не очень любила эту колыбельную: ей всегда хотелось плакать, когда она пела про вольную белую птицу, она вспоминала оставленных родных и понимала, что в ближайшее время ни она не сможет выбраться к ним, ни они к ней.
Яне хотелось прижаться к маме, чтобы она погладила ее по голове и сказала, что все будет хорошо, чтобы отец до хрипоты обсуждал с ней политику (мужчины во всех странах одинаковы), чтобы бабушка напекла пирожков, пожурила Яну: «вон, как малец-то исхудал», чтобы ворчливо помянула подлеца Ваську, бывшего Яниного мужа, чтобы напомнила Яне, что она должна держаться, ради родных и ради Костика прежде всего: «Борись, внучка, борись, ведь черной работы не бывает, если только это не богопротивное дело».
Яна тихонечко пела, вкладывая в простые слова все свое одиночество, несбывшиеся надежды и тоску по дому, она не замечала того, как по ее щекам текут дорожки слез и как ее пение с замершим сердцем слушают двое мужчин.
Костик крепко заснул, и во сне неловко обнимал Яну замотанной в капельницу ручкой.
***
10.11.14
Вито провел еще один день в аду. Его совсем не интересовало, как себя чувствует Никколо. Вито игнорировал осуждающие взгляды теток в белых халатах, с трудом проглатывал больничное безвкусное варево, преодолевая брезгливость, помылся в отвратительном болотного цвета душе. Вито уже не ворчал на пацана, когда тому надо было делать свои делишки, можно сказать, он смирился. И ждал, чтобы разделаться с Амелией – Вито собирался устроить хорошую взбучку бывшей супруге, он с ней разберется – как это так, посмела выключать телефоны? Вито свяжется со своим адвокатом и с личным врачом из самой престижной и самой дорогой клиники – пусть вкатят этой больничке иск и пусть поскорее перевезут мальчишку, поскорее бы только выбраться из этой тюрьмы.
Вито не притронулся к больничному супу, еле-еле заставил себя съесть жирную курицу, доел отвратительный шпинат. Вито подтянул повыше загородки Никколо – вдруг еще мальчишка вздумает упасть, опять себе что-нибудь сломает - вытянул ноги на неудобном кресле и приготовился спать. Но не успел Вито заснуть как следует – как опять он услышал этот нежный голос. Песня на незнакомом языке плакала об одиночестве, о надежде, песня утешала и дарила успокоение, голос будил в сердце у Вито что-то такое, что раньше никогда в нем не просыпалось. И мужчина пошел на голос – заглядывая в каждую палату, так Одиссей плыл на зов сирен. Вито обязательно предложит певице контракт и свою благосклонность.
Вито увидел негритянку с опухшим младенцем, девчонку-Дауна и двух стариков, очкастого пацана и спящую мамашу, еще младенцев с мамашами, еще, еще, еще… все эти люди вызывали только отвращение и брезгливость. Вито никогда не представлял себе, что болеть так мерзко. В последней палате на кресле сидела худенькая женщина – она гладила очередного пацана, замотанного в капельницу. Почувствовав вопросительный взгляд Вито, женщина показала жестом «подожди за дверью», и вышла.