Галлюцинации. Многовековая загадка психики. Они так достоверны, столь реальны и явственны, что им нельзя не верить. Психиатры знают: больного бесполезно уверять, что призраков нет, – все его внимание поглощено ими, органы чувств фантазируют и лжесвидетельствуют убедительно и ощутимо.
Они обманывают сознание коллективно: зрение, слух, осязание, вкус, обоняние и десятки приборов слежения за внутренним состоянием тела.
Среди многочисленных голосов мнимых преследователей больной услышал повелительный голос: «Перемени подданство», и послушно подумал, что примет английское гражданство. Неведомые механизмы ассоциаций тотчас породили новую галлюцинацию: по комнате мягко прошел огромный лев и вскинул лапы на плечи больного, тот явственно ощутил тяжесть и почувствовал смрадный запах пасти.
Это галлюцинации сложные, они встречаются несравнимо реже, чем простые: крики, шумы, слова, искры, цветные пятна, светящиеся шары, странные запахи, мурашки по коже – следы быстрых прикосновений. В сознание те и другие врываются внезапно, властно завладевают им. Больные по-разному относятся к галлюцинациям: со страхом, безразлично, с любопытством.
Особенно часты голоса. Громкие и тихие, угрожающие и дружеские (порой одновременно), знакомые и незнакомые. Большей частью это угрозы, брань, обвинения и упреки. В редких случаях необъяснимая раздвоенность сознания сказывается и на голосах: в одно ухо больной шептали проклятия мнимые враги, а через другое неизвестные друзья говорили слова поддержки и одобрения. Иногда больные слышат собственные мысли – голоса издевательским тоном излагают вслух самое сокровенное из того, что думает больной. Они настолько реальны, что больные затыкают уши, просят перестать, вступают с ними в беседу. Когда голоса приказывают, отказать им невозможно, они сильней, чем реальная обстановка, – они бывают причиной поджогов и убийств. Голоса звучат от стен, от радиатора отопления, из подушки, от водопроводных труб и молчащих телевизоров. А зачастую изнутри – из живота или прямо в голове.
То сопутствуют галлюцинациям, то возникают отдельно иллюзии – когда расстроенный мозг улавливает слова и целые фразы в неоформленном, случайном шуме внешнего мира. В тиканье часов слышится ругань или похвала, из грохота трамвая, рокота самолета, хрипов радио, телефонных звонков, случайной музыки, воя ветра и шума машин доносятся упреки, сообщения, окрики, издевательства и приказы. Вода из крана торопила больную на работу, ткацкий станок неустанно повторял, что мастер цеха хочет на ней жениться, скрип форточки монотонно рассказывал об опасности, которая ее подстерегает. Пятна на столе, рисунок ковра или обоев, просто потолок и стены становятся экраном, на котором возникают знакомые и незнакомые лица, страшные рожи, движущиеся фигуры животных.
Черный человек Есенина, ворон Эдгара По, лесной царь Гёте – яркие продукты уставшего или заболевшего воображения. Галлюцинации и иллюзии – результат больного творчества мозга, и реальные образы реального мира служат лишь глиной, из которой лепится нечто произвольное, но воспринимаемое сознанием как реальность.
Невыносимо тяжела жизнь людей, общающихся с призраками: все внимание, все время, самое существование их подчинено то равнодушному созерцанию галлюцинаций безобидных, то гнетущим мукам страха и тоски от галлюцинаций угрожающих.
Особенно при искажении ощущений, которые мы обычно не замечаем (пока все нормально): чувства нормального положения тела в пространстве, наличия рук, ног, туловища и головы, равновесия и прочности окружающего мира.
А больные в страхе кричат – на них, раскачиваясь, рушатся потолки и стены. Наклоняется и падает в пропасть кровать, предметы то стремительно удаляются и становятся меньше, то угрожающе вырастают и надвигаются. Маятник от часов идет через всю комнату, прицеливаясь ударить по голове, тело становится невесомым, поднимается и переворачивается в воздухе, вещи и дома движутся, колеблются и мерцают. Ноги тонут то в густом клее, то в вязком песке. Нарушается так называемая схема тела – ощущение наличия и соразмерности его частей. Увеличивается и занимает всю комнату нога, пропадает рука, голова проваливается в туловище, возникает чувство, что внутри нет скелета, желудка, сердца или что там пустота, змея, человек, любые придуманные предметы – архивы памяти услужливо предлагают выбор, соответствующий больным ощущениям.
Весь строй, содержание, направленность и правдоподобие галлюцинаций определяются памятью и знаниями человека.
Но ведь подобным образом часто выглядят сны. Вопрос о сходной причудливости снов и галлюцинаций давно уже волновал исследователей мозга. Ибо трактовка снов только как отходов дневной работы разума малоубедительна – очень уж стройны и жизненны наши сны. Года два назад на группе добровольцев был проделан довольно жестокий эксперимент, проложивший новый путь для сопоставления снов и галлюцинаций, показавший, что их механизмы, возможно… Впрочем, вот опыт.
Людей лишали сновидений. Момент, когда приходят сны, уже научились фиксировать, пользуясь тем, что сновидения сопровождаются активным движением глаз под сомкнутыми веками. Несмотря на то что спящий видит нечто, зарождающееся в глубинах его мозга, мышцы, движущие глаза, получают сигналы для сокращения, как будто глаз пытается рассмотреть происходящее внутри. Этим недосмотром природы, забывшей о выключении ненужного в такое время зрительного прибора, и пользуются исследователи для фиксации момента сновидений.
Испытуемых тут же безжалостно будили. Довольно скоро выяснилось, что видеть сны человеку необходимо: в поисках возможности прокрутить ленту сновидений мозг начал запускать ее в необычное время – на других фазах сна, немедленно по засыпании. Его сразу обрывали – как только прибор сообщал о движении глаз, людей поднимали.
Лишение мозга сновидений длилось несколько суток. Мозг ответил на это галлюцинациями! Теперь наяву, в бодрствующем состоянии, испытуемым являлись видения, которые в нормальных условиях мозг, очевидно, отработал бы во сне. Приступ галлюцинаций проходил безвозвратно, если человеку давали спать, не прерывая приходящие сны.
Столь же убедительны были эксперименты психологов, показавших пути возникновения иллюзий. Было очень точно замечено однажды, что галлюцинации относятся к иллюзиям, как клевета – к злословию; у иллюзий и злословия есть (в отличие от галлюцинаций и клеветы) хоть крохотные, но реально существующие зацепки, которые вкривь и вкось толкует больное или озлобленное воображение.
Иллюзии вызывались у больных с помощью реальных шумов, которые им предложено было описать. За ширмой слышались едва различимые звуки: булькала вода, шелестела бумага, звенели осколки стекла, тикали часы, дерево терли о металл. Больные истолковывали эти звуки в строгом соответствии со своей бывшей профессией, интересами и тревогами, немедленно включая воображение и память. Моряк говорил, что скребут палубу, бьют склянки, бегут по трапу, даже разливают водку – пьют за победу.
Бывший пожарный с первых минут эксперимента воспринимал все как тушение пожара. Лишенный возможности включиться в эту воображаемую работу, он охрип от волнения, вспотел, потерял голос, метался по комнате. Он слышал, слышал, как плакали погорельцы, ломом крушили стену, заливали огонь водой, карабкались по дрожащей лестнице!
Другие, уловив в шелесте бумаги стрельбу из пулемета, активно включались в возникавшую перед ними картину боя: кричали, командовали, бегали по комнате, принимая участие в штыковой атаке.
Для одного больного ширма врачебного кабинета вдруг стала стеной его комнаты, где он жил с семьей. Он слышал, как жена убирала посуду, сын учил уроки, играло радио. Потом кто-то пришел, долго выколачивал золу из трубки, почему-то доставал из-под кровати чемодан. По прекращении опыта больной тоскливо сказал: «Кажется, он ей брошку подарил?»