На отсутствие сложностей другого порядка они тоже пожаловаться не могут. В процессе разнесения слов по клеткам эмоций авторам Эмика приходилось попеременно становиться литературоведами и лингвистами, психологами и математиками, инженерами просто и инженерами человеческих душ.
Прежде всего каждое слово могло соответствовать разным эмоциям, которые в свою очередь сливались в группы – по времени и силе их проявления. Чувства, длящиеся долго, становятся настроением (тоска, умиротворенность, тревога); проявляемые кратковременно, но сильно – аффекты (так, ужас – это аффект страха, восторг – аффект радости); сильные и длительные одновременно – страсти (ненависть, большая любовь, безысходное длительное отчаяние).
Но как определить ситуацию, которой правомерно соответствовали бы разбитые таким образом эмоции? Литература мастеров могла помочь.описаниями пережива: ний. Но можно ли пользоваться классиками? Не изменились ли человеческие эмоции за прошедшие десятилетия войн, открытий, тревог и утраты иллюзий? Поиски шли широким фронтом: Шекспир, Толстой; Пушкин и Чехов, Хемингуэй, Моравиа, Фолкнер.
Нет, человек тот же! На одинаковые жизненные ситуации его аппарат эмоций реагирует, как и триста лет назад, – это убедительно показал анализ классиков.
Но слова употребляются по-разному – некоторые настолько редки, что заслуживают включения лишь в описание очень сильных чувств. Так с наукой самой сегодняшней, самой современной пришла в благодетельный контакт наука очень старая. Тихие кабинетные ученые, некогда составившие частотные словари языка (сравнительную частоту употребления в языке разных слов), будут еще не раз с благодарностью помянуты теми, кто работает сегодня на самых передовых рубежах науки. Частота употребления слова – один из важнейших показателей его веса, цены, места в словарно-эмоциональной кладовой.
И наконец, заложенные в машину сразу (потом она выработает новые) цепочки ассоциаций. Один при слове «дом» вспомнит ребенка, второй – невыключенный утюг, а третий – сварливую соседку. Сопровождающие мышление ассоциации – результат совместной, смысловой и эмоциональной, обработки. Они резко разнятся в зависимости от чувственного значения слов или целых фраз. Настройка и обучение Эмика и состоят как раз в нахождении и регулировке эмоционального веса слов, которыми он станет пользоваться.
Число беседующих машин будет все более возрастать. Проект одной из них, план создания личности по имени Уолтер Митти, включает многие из последних воззрений на мозг. Когда (и если) модель эта начнет работать, многие вопросы психологии, возможно, получат аналогию и объяснение (а другие, прежде ясные, запутаются – такова неминуемая оборотная сторона продвижения вперед).
Их будет несколько, этих Уолтеров Митти, – несколько программ изобразят группу личностей, которые встречаются время от времени, чтобы побеседовать. Исходя из их личных характеристик (которые ученые будут произвольно регулировать) и тональности бесед (единственный показатель их «поведения»), можно будет описать машинный «характер» каждого из близнецов Митти, а значит – попытаться предсказать исход следующих встреч.
Каждая машина будет состоять из нескольких блоков. Кроме общей памяти (связанной с отдельным блоком – памяти о собственной «личности»), будет блок тревоги и беспокойства – его регулировка скажется на характере выбора слов из памяти и общем настроении. Блок, отражающий стремление к агрессии (в беседе – желание выделиться, убедить противника, победить в споре). Блок умиротворения – стремление согласиться, найти общую точку зрения, установить мирный тон беседы. И отдельно – генератор вмешательства в «психику», периодические подъемы и спады настроения. У каждой машины-личности закрепится свой преимущественный уровень всех качеств, что определит ее «характер»,
И наконец, будут внесены общие законы этих собеседований и обмена мнением. Умным Митти (знающим больше) будет предоставлено для высказываний большее время (если б так было принято у людей!). Пока один говорит, другие «выслушивают» и обрабатывают поступающую от него информацию, готовя свои монологи. Если же уровень агрессии выше, входная информация перерабатывается слабее, чем внутренняя, – это соответствует невнимательности собеседника. Последнее, что делает человек, включаясь в разговор, – проверяет, не говорит ли другой (правда, не всегда). Если же уровень агрессии вырастает до очень больших размеров, собеседник прерывается на слове, выключается Митти – нетерпеливым.
Если получилось, что говорят сразу двое, предпочтение в выслушивании отдается тому, кто начал первым.
После встреч может остаться чувство неудовлетворенности (не дали сказать! А сами болтали впустую, не осталось никакой информации), антипатии к собеседнику (перебивает, а сам дурак) или симпатии к нему (молчит, приятная личность), а возможно, и тревоги. Это будет выясняться вопросами к каждой машине в отдельности. Аппарат же обработки информации займется взвешиванием истинности и приемлемости других мнений – в сопоставлении с собственной коренной программой – «убеждениями» машины.
Пожелаем удачи строителям моделей и постараемся удержаться от разных слов по их поводу. Очень хочется высказаться о будущем таких машин, пофантазировать всласть и безнаказанно. Но пресса и так уже нанесла кибернетике много морального ущерба. Один ученый очень образно сказал, что журналисты проявили такт и чувство меры, подобное своре гончих, спущенных с поводка. И, согласней с этим образом, автор не без печали отказывается от комментариев и эмоций. Тем более, что их вполне достаточно в самом тоне изложения темы.
Мыслитель, строивший в стороне
Великие умы открывают новые дороги, талантливые – продолжают и разравнивают их.
C именем Зигмунда Фрейда, как правило, связывают разговор о человеческих эмоциях, стремлениях, желаниях, страстях. И – душевных травмах, навязчивых страхах, болезненных мыслях, случайных оговорках, необъяснимой забывчивости, странных снах и непроизвольных действиях.
Гипотезы Фрейда – одна из тем сегодняшних научных конференций и многочисленных споров.
Перед началом двадцатого века Фрейду было за сорок. Позади был медицинский институт, нужда, практика в парижской клинике, репутация опытного диагноста нервных болезней, неистребимая и бескомпромиссная научная честность – наследие покойных учителей. Кроме безусловной одаренности Фрейд обладал фанатической трудоспособностью. В возрасте семидесяти лет он еще по одиннадцать часов в день принимал больных, а потом писал, читал и отвечал на письма.
Наступило время, когда исследователи со всех сторон вплотную подошли к неприступной до тех пор крепости – человеческой душе. Время властно требовало новых идей и открытий.
Однако путь, который выбрал Фрейд, лежал в стороне от необходимейшего в те годы направления для биологии, и без того погрязшей в блестящих умственных спекуляциях. В стороне от постановок точных экспериментов, от поисков строгой, объективной, количественной оценки опыта и наблюдения. Физиолог Павлов обнаружил диковинный прибор – слюнную железу собаки. Этим прибором временно компенсировалось отставание техники, которая росла медленно. У врача Фрейда прибора не было.
Фрейд строил гипотезы, заведомо обрекая их на подтверждение фактами субъективными, личными, зависящими от настроения и зоркости наблюдателя, допускающими многообразие и нестрогость толкований.
Было предположено, что неосознанно и естественно возникающие у человека желания, влечения, стремления и планы поступков снабжаются при зарождении запасом некой психической энергии, которая дает им возможность стать ощутимыми побуждениями. Но прежде каждое желание и стремление (а десятки их, постоянно возникая в подсознании, настойчиво обуревают человека) должны пройти некую цензуру, контроль, фильтр, который вырастила в нас цивилизация.