По дороге нас застигла буря; в полночь корабль разбился, и моряки и пассажиры рассеялись в море, не видя один другого. Я уцепилась за какую-то доску и продержалась на ней до следующего утра. Наконец около полудня нас заметил хозяин проходившего мимо судна; десять человек и меня в том числе выловили из моря и взяли на корабль. Нас перевернули вниз головой, чтобы вытекла вода, которой мы наглотались в море, поили лекарством и ухаживали за нами до следующего утра, пока мы не пришли в себя. Я же совсем забыла про своего сына после всех этих ужасов, и самая мысль о нем как-то ускользнула из моего сердца. На следующий день я услышала, как хозяин судна сказал: “Посмотрите, нет ли у этой женщины мрлока, а то ребенок, которого мы нашли, наверное умрет”. — “Есть ли у тебя молоко?” — спросили меня матросы. Тогда я вспомнила про мальчика и сказала: “У меня было молоко, но после всего случившегося я не знаю, осталось ли что-нибудь”. — “Посмотри на этого ребенка, — сказали моряки, — пока он еще не умер”. И вот принесли мне совершенно нетронутую колыбель с ребенком; ее даже не открывали и ничего из нее не взяли. При виде мальчика я вскрикнула, упала навзничь и потеряла сознание. “Что ты?” — спрашивали окружающие, брызгая на меня водой. Через час я очнулась и стала плакать, прижимая ребенка к груди. “Что с тобой, женщина?” — спрашивали моряки. “Этот мальчик мой сын” — ответила я. “Это твой сын? — спросил хозяин судна. — Подойди ко мне! А какие вещи лежали под ним?” И я принялась перечислять им эти предметы, а моряки вынимали вещь за вещью, как будто я только что все уложила; все присутствующие громко рыдали, славили бога и благодарили его. Вот я тонула в этом мраке и была разлучена с сыном, а бог чудесным образом нас соединил. Мне ли бояться теперь? Если Аллах назначил мне утонуть, не поможет тут осторожность”».
Рассказал мне один из купцов Сирафа: «Однажды я ехал морем из Омана в Басру. С нами находилась мансурская девушка, молодая и прекрасная лицом. Я заметил, что один из матросов, подходя к ее каюте, делал ей разные знаки, но не мог ничего добиться, потому что девушка не выходила оттуда. Около Харика[169] море переменилось, разыгралась буря, и корабль разбился. Мне удалось уцепиться за рею, где еще до меня повисло несколько человек, в их числе мансурская девушка и тот самый матрос, который приставал к ней на корабле. Он и тут стал домогаться ее любви, но девушка отталкивала его ногой и сопротивлялась ему весь день. А волны между тем то подымали, то опускали нашу рею. Наконец молодая мансурка перестала сопротивляться, и матрос изнасиловал ее на моих глазах. А мы не могли подняться, не могли уговорить его не делать этого, не имели никакой возможности помешать ему, да и не до этого нам было, когда мы погибали в морских волнах. На следующее утро оказалось, что девушка погибла: она упала с реи в море, как и большинство пытавшихся на ней спастись».
Этот купец рассказал мне также, что в Сеймуре жил один сирафец по имени Аббас ибн Махан. Человек этот был мусульманским хунарманом[170] — виднейшим лицом в городе и покровителем мусульман. Какой-то приезжий матрос, человек развратного нрава, проходил однажды по Сеймуру. По дороге он увидел идола, изображавшего дивно-прекрасную девушку. Матрос улучил мгновение, когда на него никто не смотрел, подошел к статуе и поместился между ее бедрами. Но вдруг мимо него прошел один из служителей храма; моряк испугался и отошел. Служитель понял, в чем дело, подошел к статуе и, увидев жидкость между ее бедрами, потащил иностранца к сеймурскому царю, которому и рассказал о случившемся. Матрос сознался в своем проступке. «Как вы думаете с ним поступить?» — спросил царь своих приближенных. — «Бросить его на растерзание слонам», — сказал один. — «Разрезать на куски», — отозвался другой. — «Это невозможно, — ответил царь, — преступник из арабов, а с арабами у нас договор. Но пусть кто-нибудь из вас пойдет к мусульманскому хунарману Аббасу ибн Махану и спросит его: “К чему вы присуждаете человека, когда его находят с женщиной в мечети?” Посмотрите, что он скажет, и поступите соответственно». Так и сделали. Один из везиров пошел к Аббасу ибн Махану и спросил его, а хунарман, желая возвеличить ислам ответил ему: “Человека, застигнутого в таком положении, у нас убивают”. Тогда виновного казнили.
Когда Аббас узнал обо всей этой истории, он ушел из Сеймура тайком от царя, так как боялся, что его задержат ввиду почетного положения и высокой должности.
Вот что рассказал мне сирафец Дарбезин, шурин Убейдаллаха ибн Айюба (а Убейдаллах приходился дядей судье Абдаллаху ибн Фадлу):
«Однажды, когда я находился в Ханфу — столице Китая Великого, населению объявили, что один из вельмож багбура вернулся из чужих стран и завтра въезжает в город. На следующий день люди расселясь вдоль проезжей дороги, чтобы посмотреть на вельможу. Приближенные его начали появляться с самого восхода солнца и въезжали до тех пор, пока оно не склонилось к закату; за ними приехал сам вельможа в сопровождении ста тысяч всадников».
170