В то время я весь был покрыт волосами. Должно быть, мой вид внушал дикарю отвращение, потому-то он и не торопился меня съесть. Десять дней я провел у него точно таким же образом. Каждый день мой хозяин делал одно и то же: он непременно ловил одну или двух птиц, и если насыщался ими, то не трогал овец, если же не мог насытиться, — съедал еще и овцу. Я помогал дикарю разводить огонь и таскать дрова и всячески ему прислуживал, в то же время придумывая способ сбежать от него. Так продолжалось два месяца; к концу этого времени я успел поправиться и понял по довольному лицу моего хозяина, что он собирается меня съесть.
Великан, между прочим, собирал с деревьев острова особого рода плоды, гноил их в воде, процеживал эту воду и выпивал ее, а потом всю ночь бывал пьян до бесчувствия. На том же острове я видел птиц размером с буйволов и слонов или около этого; некоторые из них пожирали овец. Из страха перед этими птицами дикарь ночевал со своим скотом в огороженном месте, его жилище находилось среди больших деревьев, а под ними он устроил нечто вроде укрепленного погреба; птицы не спускались туда, боясь застрять между деревьями. Однажды ночью, когда мой хозяин напился пьян и заснул, я влез на дерево, пригнул к земле одну из его ветвей и очутился по другую сторону частокола. Затем я пошел вперед, направляясь к равнине, которую видел с вершины этого дерева. Я продолжал идти всю ночь, а утром, мучимый страхом, взобрался на большое дерево. Со мной была дубина, приготовленная нарочно для того, чтобы ударить великана по голове, если бы он попытался до меня добраться: либо я отогнал бы его, либо он убил бы меня — ведь смерти все равно никто не избежит. Весь день я просидел на дереве и не видел дикаря. Вечером я съел кусок мяса, который взял с собой, и всю ночь продолжал идти.
Утром я очутился на равнине, где росли тут и там деревья. Я шел и никого не видел кругом, кроме змей, птиц и незнакомых мне зверей. Я нашел пресную воду и на время остался около источника, собирая бананы и плоды, которые ел, запивая водой. По долине кружили птицы. Наметив себе одну из них, я приготовил веревку из древесной коры и внимательно следил за птицей, пока она не спустилась пастись. Тогда я подкрался к ней и привязал себя к ее ноге; а птица, занятая едой, не заметила меня. Кончив есть, она напилась воды и взлетела ввысь, описывая в воздухе круг, так что я увидел море. Я мужественно приготовился к любой смерти. Птица опустилась на одну из гор этого острова. Я отвязал себя от ее лап и, хотя был очень слаб, поплелся прочь из страха перед ней. Спустившись с горы, я целую ночь прятался на дереве. Утром я увидел дым и, зная, что дым указывает на присутствие людей, направился в ту сторону.
Идти пришлось недолго; вскоре мне навстречу вышла небольшая кучка людей. Люди эти обратились ко мне на незнакомом мне наречии, отвели меня в село и заперли в доме, где, кроме меня, было еще восемь человек. Они спросили меня, как я сюда попал; я рассказал о своих приключениях и в свою очередь задал им тот же вопрос. Оказалось, что они моряки с корабля, плывшего из Сенфа в Забедж. В пути их застигла буря; около двадцати человек спаслось на лодке и попало на этот остров. Там их захватили жители села, поделили между собой и некоторых уже успели съесть. Я понял, что даже пребывание у пастуха не было так ужасно, как мое теперешнее положение, но пример моих товарищей утешал меня: если бы даже мне и предстояло быть съеденным, смерть в их обществе показалась бы легкой. Мы все утешались тем, что горе у нас общее.
На следующий день нам принесли зерен сезама[205] или похожих на него, бананов, масла и меда. “Мы питаемся этим с тех пор, как попали сюда”, — пояснили мои товарищи. Мы поели ровно столько, чтобы поддержать в себе искру жизни. Потом людоеды снова вернулись, осмотрели нас, выбрали самого упитанного и вывели на середину дома. Мы простились с ним и успели дать друг другу предсмертные поручения. Людоеды с ног до головы натерли его маслом, заставили два часа просидеть на солнце, а затем закололи несчастного и на наших глазах разрезали его на куски. Часть его мяса зажарили, часть сварили, а часть посолили и съели сырым. Затем наши хозяева напились пьяными и тут же заснули.
Тогда я сказал остальным пленникам: “Давайте убьем этих людей, пока они пьяны, и уйдем своей дорогой. Если мы спасемся — слава Аллаху; если погибнем — даже смерть лучше того бедствия, которое выпало на нашу долю. Может быть, жители селения и настигнут нас — так что же! Ведь умираешь только раз”. Весь остаток этого дня мы колебались, склоняясь то к одному, то к другому решению, пока не наступила ночь. На следующее утро нам по обыкновению принесли еду. Прошел день, прошло два, и три, и четыре дня — а наше положение все не менялось. На пятый день явились людоеды, снова выбрали одного из моих товарищей и поступили с ним точно так же, как с предыдущим пленником. Но, когда они напились и заснули, мы встали и всех их перерезали.
205