Что? Достойный ли я? Способный? Я, муж, что едва может оставаться трезвым достаточно долго, чтобы стоять на ногах в мануфакторуме и уложить своих детей в постель поздним вечером?..
Мама одаривает меня строгим взглядом:
– Ты считаешь, что Император-на-Троне совершает ошибки?
– Нет! – кричу я. – Я бы никогда! Я лишь... Какой от меня толк Императору? Я не святой, я не храбрый. Я... сломленный.
– Это из-за твоей матери, – мягко говорит Ангел.
– Да, – едва слышно бормочу я. – Из-за тебя.
– Твои молитвы Императору не остались незамеченными, – отвечает Ангел, обнадеживающе кивая. – Ни одна. Он знает о твоих страданиях, ибо видит все с вершины Золотого Трона.
Тошнота пронзает мои внутренности, заставляя меня дрожать пуще прежнего.
– Что... Что я должен сделать?..
Мать широко и ласково улыбается. Слишком широко…
– Этот мир обречен, Джейсен.
– Что ты имеешь в виду? – я не могу сдержать дрожь после ее слов.
– Я покажу тебе.
Ангел протягивает руку. Она делает это столь быстро, что я едва успеваю подготовиться. Она касается моего лба, и агония, словно металлический шип, пронзает мой череп, затем наполняя все мое тело.
И тогда я вижу.
Я вижу, как Праксис пылает в живом огне, что не дает света. Я вижу тени с лицами чудовищ, скользящих сквозь тьму. Они пожирают умирающий мир-улей, и я вижу, как мужчины и женщины бегут и вопят, разрывая кожу на своих телах. Я вижу кровь невинных, что рекой льется на улицах, когда небо из голубого становится цвета запекшейся жизненной влаги. Я вижу, как безумные калечат свои тела, в то время как жуткие монстры возвеличивают их увечья. Я вижу трупы детей, сложенные в курганы гниющей плоти, которые закрывают собою солнце.
Я вижу, как Майра рыдает в агонии пред лицом покрытого кровью кошмара, что пожирает ее надежду, и Маркуса с Арденом, что вырывают свои глаза из глазниц, чтобы не видеть кошмара вокруг.
Я вижу…
Я вижу…
Софья…
Видение заканчивается. Я вдыхаю воздух, наполненный миазмами гнили, словно тонущий человек.
– Император! – я задыхаюсь. Мое горло горит, словно бы я проглотил яд. Я сгибаюсь пополам, и рвота изливается на пол.
– Что… что это было?.. – тихо шепчу я.
– То судьба, что ожидает сей мир и каждую душу в нем, – голос Ангела меняется. Он говорит тоном, какой моя использовался, чтобы подчеркнуть, как серьезно я должен отнестись к услышанному. – Ты должен это предотвратить.
Я не могу закрыть глаза. Даже когда я моргаю, я вижу отголоски увиденного мною ужаса, который словно бы отпечатался на моих веках.
– Но как… как я могу это остановить? – задыхаясь спрашиваю я. – Я – никто.
– Как и многие из святых Императора. Божественное может выбрать своим сосудом любого, и нет разницы, насколько низко его положение. Но сначала... – Ангел делает паузу, – ты должен доказать свою преданность Императору.
– Мою преданность?!
Силуэт Ангела кажется размытым в свете люмена.
– Император услышал твои молитвы, Джейсен Герц. Но ему также известно о твоем неверии, твоем невежестве и грехах. Сила, что спасет этот мир и твою семью, не может обитать в разбитом сосуде.
Я крепко цепляюсь за ногу моей матери, не в силах думать ни о чем, кроме видения.
– Я все сделаю! Я сделаю что угодно!
– Принеси мне сердце ребенка, которого ты любишь больше всего.
Я замер, и весь мир замер вместе со мной. Слова Ангела словно бы окатывают меня ледяной водой. Его силуэт вновь размывается, когда дом моего детства возвращается в поле моего зрения.
– Нет.
Лицо моей матери нахмурилось. Также она делала, когда начала опять слышать голоса в своей голове. Неожиданно в мои уши бьет резонирующее рычание, что раздается словно бы отовсюду.
– Ты отказываешься? – говорит она со зловещей улыбкой.
Я отшатываюсь от нее в сторону. Мои глаза горят из-за слез.
– Я не могу! Ты... Ты просишь меня...
– Император знает, чего он просит, – суровым тоном говорит Ангел. – Или ты считаешь, будто бы ты первый человек, который должен сделать столь сложный выбор? Разве ты не думаешь, что Он чувствовал то же самое, что и ты, когда жертвовал Своими сыновьями, дабы помешать тьме поглотить галактику?
Из моих глаз хлынули слезы.
– Почему сердце? – выпалил я.
Почему не глаза, не язык или губы?..
– Это не имеет никакого значения! – кричу я, так громко, что горло сжимают судороги. – Я не убью свою дочь!
– Выбор за тобой, – мрачно говорит моя мать. – Я всего лишь посланник. Ты либо примешь испытание Императора и очистишь свой дух кровью дочери, либо узришь как умирает твой мир и твоя семья. Ты можешь поразмышлять об этом до утра… но не более.