Я рисую картину. Некоторые используют в качестве инструмента краски, карандаши, чернила, тушь, угольные стержни и даже собственные испражнения. Все зависит от мастера, от творца, от его видения. Я могу воспользоваться одним инструментом — словом, поэтому буду рисовать сочетанием букв и звуков. Эту картину, твой портрет, я дарю тебе.
Темные, взъерошенные волосы, зеленые… Зеленые? Нет, карие. Да, должны быть карими глаза. Черт побери, оказывается, я никогда внимательно не смотрела в твои глаза, потому что не помню или не знаю, какого они цвета. Наверное, боялась. Прости меня. При следующей нашей встрече, а она обязательно будет, иначе нельзя, иначе прощай, мечта, я изучу их с усердием дотошного исследователя.
Я отвлеклась. Продолжаю.
Упрямая лента сердитых губ, но в уголках притаилась улыбка. Ты не поверишь. Посмотри сам. Уголки твоих губ приподняты вверх в любом, даже самом депрессивном настроении, а значит, тебе больше нравится смеяться, чем тосковать… Но я знаю, какими могут быть твои губы еще. Мягкими, нежными, сексуальными, возбуждающе-волнующими, податливыми, умопомрачительными, влажно-теплыми… И самое важное — моими.
Не знаю, что ты чувствуешь, когда я прикасаюсь к ним. Увы, эти моменты в нашей общей истории так мимолетны — они остались в прошлом. Возможно, навсегда, превращаясь в обрывки прекрасного, но уже растворившегося в реальности сновидения. Да, не знаю. Но зато знаю, что каждое прикосновение твоих губ заставляет мое тело… трепетать? О, нет! Пошлый романный штамп. Мое тело начинает жить по своим законам, не подчиняясь разумному контролю. Оно требует других прикосновений, жаждет быть целиком и полностью в твоей власти. И только одна мысль отрезвляет меня и возвращает к жизни.
Это вопрос: хочешь ли этого ты?
Палящее солнце. Море. Соленый ветер. Музыка медноволосой почти тезки в ушах, в захлебывающемся от переполняющей душу романтики сердце, во всем разнеженном июнем теле. И ты. Рядом. Такой близкий. И недоступный. Ведь так? Ведь ты не хотел или боялся лишний раз притронуться ко мне… Наверное, из принципа, или… Да я не хочу знать!
Какое путаное повествование! Извини. Мысли перескакивают с одной на другую, сама едва успеваю следить за ними. Впрочем, такой уж подарок получается, поэтому можешь с каждой мыслью разбираться отдельно, а можешь, не читая, выбросить их все в мусорную корзину.
На чем я остановилась? Губы. Хорошо. Продолжим постепенное воссоздание тебя.
Открою тебе секрет из тех, за которые не лишают жизни под пытками. Если дотронуться слегка кончиком языка до мочки моего уха (любого, какое больше нравится), то мои ноги сразу же покрываются мурашками. Ты же знаешь это, да? Я чувствительная и… чувственная. А ты? Что будет с тобой, если прикоснуться губами к твоей шее?
Увы, мне кажется иногда, что ты знаешь обо мне все, а я…
Вторник. Идет дождь. Уже почти сутки вода льется беспросветным душем с неба, вызывая зависть интенсивностью напора, который дома не так часто увидишь в ванной. Холодно. Хмуро. А мне, несмотря на безобразие раскапризничавшейся погоды, все равно радостно. Я еду к тебе в гости. Но автобус еле-еле ползет, застревая, благодаря не очень-то расторопному водителю, во всех возможных пробках.
Нервничаю. Вдруг ты решишь, что я уже не приеду и уйдешь? Да еще, как назло, чем медленнее идет автобус — тем быстрее передвигаются стрелки на циферблате, сокращая мгновения нашего свидания. Я боялась, что ты уйдешь с остановки, так как в этом случае не знала, куда идти: мне неизвестны название твоей улицы, номер твоей квартиры и местоположение твоей комнаты… Я ведь ни разу не была в доме твоих родителей.
Ты ждал.
У тебя очень красивое тело… Без изъянов, без излишностей. Оно мне знакомо. Но сейчас я могу его только угадывать. А это вредно для здоровья. Отвлекает от чтения, просмотра сериала и раскладывания пасьянса.
Твоя комната. Шампанское почти выпито, конфеты почти нетронуты. В голове — легкий хмель и желание сделать глупость, о которой потом не буду жалеть.
Помнишь, ты как-то спрашивал о глупостях, которые я могу совершить в нетрезвом состоянии? Надеюсь, сейчас ты догадаешься, о чем я… Ты устроился на кровати, подперев щеку рукой. Я стараюсь на тебя не смотреть. У меня это не получается. Глаза предательски возвращаются к бесстыжему оцениванию твоей внешности и цепляются за одну деталь: майка на тебе немного задралась, оставив незащищенными от моих нескромных глаз несколько сантиметров твоего загорелого торса. Такая плавная, чувственная линия, ограниченная с одной стороны ремнем джинсов, а с другой — изнаночной каймой майки…
Да, еще я могу быть такой… Ведь я помню, помню жар телесных объятий! Наши ночи. Прости, я не должна об этом вспоминать.
Ты удивлен такому откровению? Но я не могла тебе этого сказать при встрече или по телефону. Я могу тебе это только подарить на бумаге. Остальных возможностей я лишена. Ты — не мой, ты — независим, ты — вне пределов моей досягаемости. Ты — на территории моей мечты. Ты волен оставаться там, сколько угодно.
Прости за эти метафоры.
У тебя стремительная походка человека, который не любит ходить медленно. У тебя упрямый подбородок, свидетельствующий о твоем нежелании принимать компромиссы. У тебя внешность западного человека, не вписывающегося в ландшафт провинциального города. Даже в толпе друзей у тебя одинокий вид.
Ты можешь быть разным, выбрав себе любую роль: Дон Жуана, меняющего несколько девушек за вечер, фотографа, принимающего рамки только безрамочного творчества, сумасшедшего шахтера, хорошего друга, страстного влюбленного, поклонника группы «Magic stars», приятеля всех детей, задумчивого созерцателя, шизофреника с раздвоением личности, человека, у которого замерзли ноги и который может в течение нескольких часов без устали слушать мою болтовню… Но единственная роль тебе не по зубам — роль простого серого обывателя.
Теперь ты отвергаешь любовь, как явление, и я, возможно, тому виной. Вероятно, я для тебя являюсь просто фикцией, плодом твоего воображения. Ты живешь в городе моей мечты (боже, как пафосно это звучит, но я не изменю слов), у тебя там своя, совсем отдельная от меня жизнь, о которой я опять-таки ничего не знаю, так же, как и у меня здесь — далекое от тебя существование, заеденное бытом.
Но где-то в твоем/моем сознании живет мой/твой образ, иногда всплывающий на поверхность и заставляющий тебя/меня чувствовать что-то иное и думать совсем о другом.
Не знаю, чем все это закончится».
Третье
«Пока ты был здесь, то подарил мне надежду. А теперь ты уехал, и вместе с твоим отъездом жизнь для меня остановилась. И мне больше не за что зацепиться, ведь на мои письма ты не отвечаешь так, как мне бы того хотелось. Ты вообще не отвечаешь.
Который день хожу в состоянии полной растерянности. С ним я рассталась. Не испытываю к нему даже сочувствия. Как и к себе. Нет на это никаких сил.
Костя, извиняться я больше не буду — нет смысла. Ты знаешь все сам. У нас нет будущего. Наша история любви свершилась. Я все испортила сама. Это я тоже знаю.
Недавно я сидела на скамеечке напротив дома твоих родителей, где мы провели вместе не одну ночь…
Я живу прошлым.
Знаешь, и я… Больше не могу.
Ведь ты приедешь летом?»
Четвертое
«Приеду.
И останусь».
Я откатилась на кресле от рабочего стола, уставившись в окно. Забавно, как много в моей жизни упущенных возможностей, людей, к которым я испытывала пылкие, искренние чувства, ощущала с ними особую близость, но проводила время с другими. Жила с другим… Пять лет.
В чем проблема? Что за несносное несовпадение желаний и возможностей?
Ладно, к чему теперь эти изыскания? Пусть хоть в этих письмах влюбленная Ника получит своего Костю, который с железобетонной выдержкой дождался, когда у его дамы сердца встанут мозги на место!