— А… А с тобой можно? За дочерью? — ошарашил внезапным вопросом Вася, нехотя выбираясь из теплой постели.
— Это еще зачем? — удивилась Каро.
— Познакомиться, — с честными, ясными глазами цвета июльского неба.
— Ты спятил? — Каро напряглась, внимательно в него вглядываясь. — Или… Ты что там вообще себе придумал?
— Я люблю тебя, — выдохнул Вася, потянулся к ней, обнял за талию и уткнулся лбом в живот.
— Вася, ты фантазер, — Каро попыталась отодвинуть от себя чудовище, но оно сопротивлялось, крепче сжимая ладони, жарко дышало в пупок и, кажется, требовало продолжения страстной ночи. Причем, доказательство уже упиралось ей в коленку. Молодость, да. — Послушай, — она схватила его за вихрь на затылке и силой дернула вверх — от замутненного желанием взгляда кипятком ошпарило. Предательским спазмом скрутило низ живота. — Мы… — облизала пересохшие губы, — мы всего лишь славно трахнулись. Причем тут любовь?
— Мы не… Мы не трахнулись, — прошептал Вася. — Я же честно… Влюбился.
— Вася, — Каро сглотнула, — ты в своем уме? — а губы уже оставляли россыпь поцелуев на его лбу, счастливо зажмуренных веках.
— Да. Или нет, — мальчик вдруг снова проявил себя мужчиной и ловко повалил ее на кровать, лег сверху и… Выгнать успеет, ага. Потом.
— Хочешь, я тебе кофе сварю? Я умею, — Вася в одной футболке и трусах, по-прежнему взъерошенный, но свеже умытый и бодрый ходил за ней хвостиком по кухне, неловко пытаясь помочь.
— Свари, — махнула рукой Каро, усаживаясь за стол. И пока молча завтракали, мучительно решала, что делать с внезапным Ромео. Вот сидит напротив нее мальчик Вася и признается в любви. Но ночные страхи туманили мозг, пробегаясь дрожью по телу. Лучше сейчас оборвать, закончить. Лучше одной.
И снова хочется выставить его вон, но почему-то рот не открывается и слова застревают на полпути, глядя на эту святую простоту, уминающую третий бутерброд с колбасой.
— И все-таки ты сейчас пойдешь домой, — решила наконец Каро. — Если хочешь… Можем встретиться в следующую пятницу.
— А можно я завтра зайду? — русского языка Вася, видимо, не понимал.
— Воскресенье я провожу с дочерью, — отрубила Каро.
— А где? — наивно спросил Вася.
— Не знаю… В парк вроде собирались пойти, — зачем-то рассказала Каро.
— На карусели? Можно я с вами? — не унимался Вася. — Я не буду мешать. Со мной весело.
— Василий, вы идиот? — уточнила еще раз Каро, удивляясь непробиваемости мальчика.
— Нет… Да… Не знаю, — проговорил парнишка. — Просто… Я же скучать буду. И мне очень хочется познакомиться с твоей дочкой.
— За. Чем? — отчеканила Каро.
— Ну… А как же? Если мы собираемся встречаться и жить вместе… — выдал Вася, недоуменно хлопнув ресницами.
— Что?! — Каро чуть кофе не подавилась. — Не слишком ли ты резкий? Ты вообще реально соображаешь, что происходит? Кто ты? И кто я? У нас вообще нет ничего общего! И нет будущего. Никакого! Да ты просто пацан! Смазливая моська и ничего больше! Все, на что ты можешь рассчитывать, пятница, вечер. И не вздумай лезть в мою жизнь! А уж твоя мне — и подавно не нужна! Ты мне не нужен, понятно? — сорвавшись, орала она в бессильной истерике.
— Ах так! — вскипел Вася. — Ты мне не веришь, считаешь малолеткой, придурком, а мы поженимся, ясно? Вот увидишь! Мы поженимся! — воскликнул он, подрываясь из-за стола. Выскочил в коридор, запыхтел, натягивая кеды.
— Ты без штанов пойдешь? — уточнила, успокоившись, Каро, прислоняясь к стенке и складывая руки на груди.
— А? — Вася поднял голову, оценил свой вид, осознал, что кой-какой детали гардероба все-таки не хватает, выпрямился и замер — в футболке, трусах и одном кеде на босу ногу.
— Ахахаха! — задохнулась от хохота Каро. — Откуда ж ты свалился на мою голову?
— Из Питера, — ответил Вася.
— А чего тебе там не училось? — хмыкнула Каро.
— Там родители погибли. В автокатастрофе. А здесь… бабушка есть, — тихо произнес мальчик. Просто так, спокойно, а у Каро сердце сжалось, и руки сами потянулось обнять чудовище, погладить по спине, вдохнуть его свежий юный запах тела.
— Можно я останусь? — попросил Вася.
— Оставайся, — вздохнула Каро.
Каро еще не знала, что тогда, на остановке, встретила не просто мальчика, а будущего мужа. Того, кто не уйдет, а будет любить нежно, крепко, до самой ранней смерти в возрасте всего-то пятидесяти одного года. Что будут они ссориться и мириться, отстаивая каждый свое, что мальчик окажется упрямым и с твердым стержнем характера. Что постепенно Каро оттает, сдастся, признав безоговорочную Васину победу над собой. И слаще этого знания не будет в ее жизни. Что «папа Вася» станет любимым отцом Машутки, и что будет у них еще одна любимая общая доченька — Валерия. Что ради него Каро изменит всем своим привычкам, что будет держать себя в тонусе, до старости оставаясь в душе молодой и живой. Что в какой-то период бизнес Каро начнет загибаться, не выдержав очередного кризиса, но Вася уже к тому времени встанет на ноги, организует свою фирму, купит оборудование, откроет звукозаписывающую студию. Что больше Каро не придется никому и ничего доказывать, и будет она помогать мужу в его делах, растить дочерей и наконец-то почувствует себя самодостаточной в семье, в любви к детям и к своему мужчине.
Что, похоронив мужа, каждый день Каро будет ездить к нему на могилу, рассказывать о дочках, внуках и благодарить бога и его за то, что было в ее жизни настоящее, и это настоящее подарил ей Вася, Василек, Васенька.
Она еще не знала, но уже чувствовала. Поэтому гладила, обнимала, целовала. И тонула во влюбленных ясно-голубых глазах».
— Это… хорошо, — выдыхает Коля, дослушав рассказ и нежно улыбаясь. — Все верно.
— Не слишком ли наивно? Все «Чудеса»?
— Нам всем не хватает немного наивности и веры. В себя, в любимого человека, в то, что семья лучше гордого одиночества. Нет в нем свободы. Нет, — пожимает плечами Коля. — А счастье никогда не дается просто. Жизнь не дается просто. Все всегда сложно. Все всегда трудно. И этого нельзя бояться. Иначе всю жизнь можно просидеть в скорлупе из собственных страхов.
— Хм… Думаешь, отправить ее в издательство? — спрашиваю неуверенно.
— Отправь, — твердо. — Проникнутся или нет — их дело. Главное, ты писала от души.
— Хорошо, — улыбаюсь. Потягиваюсь, вновь обращая внимания на странные прострелы в области поясницы и тянущую боль, и тут…
— Коля! — вскрикиваю.
— Что? — муж подскакивает с дивана.
— ВОды… Кажется, воды отошли… Я… — удивленно, — я рожаю!
— Рожаешь? — Коля охает. — Рожаешь? Так… Что мы сейчас делаем? Где «тревожный чемоданчик»? Блин, надо Яру позвонить! Или… Где документы? «Скорую» же нужно вызвать! — мечется бестолково по квартире муж, а я стою посреди комнаты и вообще перестаю что-либо соображать. Подумав, вспоминаю, что не мешало бы причесаться.
Ситуацию спасает Ярослав. Примчавшись по звонку и оценив с лету состояние двух невменяемых взрослых, он решительно набирает «Скорую», подхватывает заранее приготовленные для роддома вещи, находит документы, командует следовать за ним, и мы покидаем квартиру.
В приемной пожилой врач — умудренная опытом завотделения Нина Михайловна — уточняет мои данные, проверяет состояние и вызывает медсестру, отдав ей распоряжение готовить родильный зал. Я встаю, бросаю последний взгляд на дверь, за стеклом которой виден напряженный и побледневший от волнения Коля и пританцовывающий на месте от перевозбуждения Яр.
— Твои? — насмешливо спрашивает Нина Михайловна, кивая в сторону двери.
— Мои, — счастливо выдыхаю и широко улыбаюсь. — Самые любимые.
Конец