Она дошла до частного домика, вросшего в землю. Раньше здесь ей всегда были рады.
Муж бабушки на стук открыл дверь и сказал:
— О.
Хотя, наверное, он — бывший муж бабушки? Интересно, как обращаться к вдовцам?
— Дедушка… — рискнула мать Магдалины.
— Исключено! — Вдовец вытянул палец. — Уважительно меня зовут Борода, потому что у меня есть борода. А неуважительно — Синий, потому что я синячу, как бог. У меня в крови течет чистая синька. — Дед задумался и вывел: — Аристократ.
— А какой бог? — спросила мать Магдалины.
— Чего это?
— Вы сказали, что вы — как бог. Какой именно бог?
— Я знаю? Может быть, Бахус? Его так назвали от слова «бухать» — это по-гречески; по-нашему выходит «синячить».
Мать Магдалины кивнула. Младенец спал.
— А друг мой Леший зовет меня «Синяя Борода» — с тех пор как умерла твоя бабушка.
— Борода, — попросила мать Магдалины, — можно мы у тебя поживем? — Кивнула на дочь: — Она тихая.
— Зато я громкий. Знаешь, что твоя бабушка была моей четвертой женой?
— Не запугивай прачек, Синек. — На крыльцо вышел еще один дед, страшнее прежнего. — Севастополь не одобряет. Ты у Маруси был пятым супругом, так что счет приблизительно равный.
— Верно, Леший. Ничья. — Дед кивнул и заплакал.
— Не жалей его, — второй дед погрозил матери Магдалины. — Это все синька.
— Точно, — кивнул вдовец. — Веришь, одну только сливу кинул, а она мне та-а-к подрассказала…
— Одну! — фыркнул Леший. — Опять рюкзак посуды налил.
— Да, — перестал плакать Борода, — у меня ведь тут форменный хлев. Разве младенцу можно в хлеву?
— Можно, — ответил Леший. — Севастополь одобряет. Швартуйтесь, прачули.