— Идиоты, — шептал он. — Идиоты, кретины! Как же можно так жить, дурачки, бедолаги?..
Девочка обычно боялась, когда взрослые плачут, но сейчас не испугалась и не удивилась, вошла уверенно, погладила врача по мокрой руке.
— А, — сказал он, — это ты? Вот странно, что ты сегодня пришла, — мы как раз твою девку из кювеза достали. Чудо-ребенок, — представляешь, уже дышит сама. Завтра отдавать ее думали.
— Спасибо.
— А что спасибо-то? В дом малютки. Тоже мне радость. — Злющий врач не плакал, а говорил, как обычно, сердито.
Мать будущей Магдалины попросила:
— Можно девочку посмотреть? Пожалуйста.
Врач велел:
— Сиди здесь, ничего не трогай.
Над столом с телефоном висел календарь, на нем красивая женщина с распущенными волосами стояла на коленях, смотрела вверх, приложив руку к груди. На ней была такая же рваная сорочка, как у всех женщин в отделении. «Кающаяся Мария Магдалина, Тициан», — прочитала девочка. «Магдалина!» — пропел голос внутри.
Доктор принес младенца. В чепчике! Маленький чепчик — на кулак и то еле налезет, а в нем — живое лицо, желтое, в невесомом пуху, светится мягко и пахнет, как солнечный заяц. Подбородка нет — просто щеки стиснуты завязками чепчика. Глаза закрыты, ресницы длиннющие: девочка. Спит и губами во сне шевелит, как будто сосет.
«Как же хорошо, как правильно, что столько дней я терпела эту дурацкую боль! — осторожно подумала мама будущей Магдалины. — И теперь все отлично с младенцем — это самый красивый ребенок на свете».
— Магдалина, — сказала она вслух. — Я назову ее — Магдалина.
— Слишком претенциозно, — сказал врач.
— Да, — важно кивнула мать Магдалины. — Я тоже так думаю.
Она спустила рваный ворот сорочки с плеча, обнажив то, что стало с недавнего времени грудью, и попыталась засунуть сосок девочке в рот. Та повела вялыми губами — и все. Тогда маленькая мать Магдалины — и ведь никто ее не учил! — надавила резко пальцами на сосок, тихо смеясь, брызнула молоком младенцу в лицо. Потом — еще раз, уже прицельнее; девочка поморщилась, почмокала, почмокала, пробуя, и неожиданно сильно схватила сосок. И всю душу из матери вынула — с корнями, протащив по всем жилочкам, от макушки до пяток, по протокам новорожденной груди. Больно и так радостно, что даже страшно. Мама Магдалины вскрикнула, засмеялась от неожиданной боли и разревелась от радости.
— Посмотрите, какая чудесная девочка, — сказала она врачу, шмыгая носом. — Когда смотришь на нее, обязательно улыбаешься.
Злой врач покосился на сосущего младенца, не улыбнувшись. Нахмурился:
— Вот что, иди-ка к себе.
Рано-рано утром малышей привезли на кормление. Еще издали заслышав грохот каталки и нестройное злое мяуканье голодных младенцев, мама Магдалины помчалась мыть в туалете грудь. Уселась поудобнее, подложив под спину подушку, завязала волосы вафельным полотенцем — у других, она видела, были косынки, сложила руки, в которых дрожало уже предвкушение сладкой тяжести детского тельца.
Женщины набежали к каталке, теснились, кудахтали, хлопотали и наконец разошлись все, умильно воркуя. Нянечка поставила пустую каталку к стене.
— А мне? — спросила мать Магдалины. — Мне уже тоже можно. Точно-точно, спросите там у врачей.
Нянечка, уточнив фамилию девочки, ушла в детское отделение.
Ее не было долго — не было, не было, и наконец она появилась. Положила девочке на колени тугой шевелящийся сверток и отправилась по палатам собирать других малышей.
Маленькая Магдалина поела, не открывая глаз, и уснула. Ее мама попыталась нащупать пятками тапки, не нашла, встала так, босиком. И пошла осторожно, не отрывая глаз от спящего личика, всеми руками чувствуя, какой же легкий младенец.
В пустом коридоре висел еще сумрак. Как музыкальный треугольник, позвякивали шприцы, которые выкладывала на стерилизатор сестра в процедурном. Тихо было в подвале. Под лестницей шептались, но, пока девочка с младенцем проходила мимо, примолкли.
Перед большой дверью мама Магдалины замешкалась. Нехотя подняла глаза от ребенка, прочитала: «Приемный покой». Приемный бывает сын, а покой — от слова «покойник»? Наверное, им не сюда. Но тут дверь приоткрылась от сквозняка, и девочка, придержав ее плечом, вошла внутрь. Там неожиданно оказалось много народу, в воздухе реял сдержанный шум. Девочка узнала парня Пашу — он терпеливо сидел в углу…
Собака — терьер? — виляя хвостом, понюхала ее босые ноги. Пробежала недолго рядом, но девочка мысленно велела ей отстать — боялась споткнуться и уронить младенца. Асфальт приятно холодил ступни, и вдруг одна нога мягко осела в клумбу, и тут девочка поняла, куда ей идти.