– Мам, а кто он?
Лера похолодела. Что она знает про старика? То, что он, вероятно, ее сосед? Вроде видела за забором. Ох. Ах. Ни имени, ни фамилии. И детей отдала, вручила своими руками!
Она кувыркнулась с крыльца, разбила коленку, босиком по пыли, траве, проскакала метров триста вдогонку.
Дед удивился. Вынул трубку изо рта. Спросил:
– Что за пожар? Чего забыла?
А Лера смотрела в бледно-серые, почти белые глаза и понимала, что снова, уже второй раз чувствует себя идиоткой. Дед вроде как сообразил, что происходит. Позвал довольно противную Антоновну, которая кверху кормой шуровала в своем огороде неподалеку.
– Антоновна, подь сюды.
Она приблизилась без споров и вопросов.
– Антоновна, доложи Валерии Алексеевне, кто я такой. Кратко.
– Так, Иван Семенович Бобров. Сосед же.
– Лера?
Она вздохнула. Кивнула. Расслабилась. И пошла обратно. В спину прозвучало негромкое:
– К пяти вернемся, раньше не жди.
Потом Лешка с Даней три дня были способны говорить только о пчелах, осах и шмелях. Дед дал им пару потрепанных справочников. Читали, как самые дивные комиксы. И мучили маму с сестрой разными неожиданными подробностями.
Через день дед появился опять. Это как раз утром субботы было. К обеду ждали отца. Дед принес низку сушеных грибов.
– Бате вашему на похлебку.
И ушел к себе. Во дворе его дома стучал топор. Дед без дела сидел редко.
Пацаны висли на Жене, взахлеб, перебивая друг друга, рассказывали о том, что шмели невероятно умные. А трутни не злые. Сообщили, что такое мед. Женя даже поперхнулся от неожиданности.
– Это Иван Семенович, наш сосед, им экскурсию устроил, на пасеку сводил.
– А. Ясно.
– Они теперь просят шмелиный домик.
– Куда?
– На балкон. У нас же второй этаж. Иван Семенович сказал, что в самый раз. Рядом парк, поляны.
Женя пытался совместить в голове две картинки. Свой застекленный балкон, столик, стулья и шмелиный домик с жужжащими обитателями. Было ясно, что не складывается. Но душить идею сыновей не стал. Мол, до осени забудут десять раз…
Женя почти никогда не пропускал выходные. Пару раз за лето, не больше. Но в эти и другие дни больше не было ни скуки, ни напряжения с местными.
Опека, которую над Лерой взял Иван Семенович, окружила семью Жени тройным знаком качества: принято, одобрено, свои!
Местное сообщество считывало это в лет. Травля, которая вот-вот могла начаться, сдохла, не набрав силу.
Ивана Семеновича уважали и побаивались.
Лера не вдавалась в подробности. Пасечник и пасечник. Благодарила за множество мелких секретов, которые он дарил. Стала без форса записывать в блокнот от руки. Прочитать оказалось удобнее, чем искать аудиофайл и слушать его.
Дети раз десять сходили на рыбалку. Научились делать рогатки и стрелять из них по жестянкам. Освоили какие-то мелкие пацанские хитрости, вроде – простите, из песни слов не выкинешь – таких, как… пописать на свежую ранку, если ногу расцарапал в лесу…
Лера старалась отблагодарить деда. Поняла, что ему нравятся кабачковые оладьи. Готовила их чуть не через день.
Они не могли подружиться в силу разницы в возрасте, взглядах, воспитании. Общались исключительно в практической плоскости. Вода. Рецепты. Житейская подсказка.
Но это было и воспринималось как что-то почти родственное. Теплое.
Потом настала осень.
Перед отъездом с дачи Лера все ломала голову, как отблагодарить соседа. Может, купить что нужное для дома? Мялась, мучилась. А он как раз появился с трехлитровой банкой меда.
– Лера. Это детям на осень, зиму. От меня.
Женя бахнул в лоб.
– Сколько мы вам должны?
И достал, расстегнул кошелек…
Иван Семенович сдвинул седые кустистые брови и вышел, не прощаясь. Лера выскочила за ним. Но он только плечом дернул. И направился к себе.
Лера пыталась объяснить Жене, что старик оскорблен. Он не слушал. Пока в дело не вмешались Лешка с Даней.
Они утекли с крыльца, как два хорька. Грациозно, ловко, быстро. Пролезли через щель в соседском заборе – имелась такая на задворках. Потискали мимоходом злющего кобеля Борьку, который их давно нежно возлюбил. И разыскали деда в сарае. Тот курил, пилил какую-то деревяшку.
Леша протянул зачитанные книги.
– Спасибо, Иван Семенович.
А Даня подошел, внаглую обнял, поцеловал в морщинистые щеки и пообещал:
– Я вернусь! Ты меня не забывай!
Дед умер на ноябрьские. Его нашли спокойным, даже руки на груди сложены, с трубкой в зубах, в застиранной солдатской рубашке, почти белого цвета, с многочисленными заплатками. Пес пережил хозяина ровно на сутки.
Свой дом и сад дед отписал лично Валерии. А пасеку какому-то приятелю из соседней деревни. Местные волновались, ждали немыслимых накоплений на сберкнижках. Но не нашлось никаких счетов, информации о вкладах. А дед был прижимистый. Медом торговал. В город ездил на рынок десятилетиями…