Она прошла обучение. Умеет обрабатывать когти, чистить уши. Стрижет пуделей под львов. А британских кошек под пуделей. Выезжает по заказам на маленькой – взяла в кредит – машинке. За инструменты и учебу полностью расплатилась меньше чем за три месяца работы. А сейчас давно вышла в плюс. Помогает маме. Балует племянника. И вообще.
– Что вообще, – спросила я.
Она совершенно счастлива.
А неделю или две назад ее позвал на свидание владелец злющего добермана, который перед Леной приседает в глубоком и полном уважении. Смотрит с обожанием. Так и норовит лизнуть в щиколотку.
Его хозяин вроде как тоже. Проникся и воспылал.
Мы обе смеялись. В глазах Лены крутились искорки золота и солнца. Вылетевшие из класса дети, и ее племянник, и моя дочь, кинулись к нам обниматься. Лена подмигнула. Забрала мальчика и ушла.
Вскоре мы переехали и больше не виделись. Но я ее помню. Профи, настоящие, которые ПРОФИ – они такие. Врезаются в память.
А для них и над ними играет любимая музыка. Пусть не все ее слышат.
Пиковая дама, или Восьмое марта по Пушкину…
Анна Фердинандовна преподавала у нас химию. Колоритнейшая личность, о которой в школе ходили легенды. Ученики по отношению к химичке испытывали острые чувства: ненависть (бывало), любовь и восхищение (преобладало), а еще тепло, доверие и совсем редко (ничтожный процент) равнодушие.
Опиралась учительница на трость. Ходила тяжело, явно преодолевая боль. Доктора Хауса и в помине не было, но вот я думаю, могли ли продюсеры, сценаристы знать нашу Анну? Ехидства и ума в ней было на десятерых циничных гениев, факт.
Анна обладала классическим армянским крупным носом, выразительным влажным, горячим взором (слово «взгляд» тут неуместно) и обожала свой предмет. А нас… к нам она относилась с уважением. Всех и всегда именовала на вы. От чего даже записное хулиганье млело и кое-как, но учило химию. Самый, как мы это называли, простите за выражение, «голимый» троечник (двоек не было в принципе!) мог хоть часть задач решить, уравнение какое-никакое нарисовать.
Замечу, что наша класснуха преподавала русский и литературу. С классом не справлялась. Конфликтовали сильно. И мысль о том, чтобы что-то интересное замутить, придумать для нее, никому и в голову не пришла. Вручили перед уроками букет. Все. Свободна.
Иное дело – обожаемая Анна. Тут решили расстараться. Накануне она опрометчиво обмолвилась, что любит Пушкина… Сама виновата, по факту. Послужила катализатором вдохновения. А какая муза, такие и бестии, ею неосторожно на путь творчества наставленные… Ох.
Какое отношение Пиковая дама может иметь к Восьмому марта? Зачем выбирать мрачную драму в такой день? Тем более что учительница наша уже не была юной прелестницей…
Но – втемяшилось. На мистику потянуло, не иначе. Всех сразу.
Представьте шестнадцатилетнюю оторву в образе старухи из «Пиковой дамы», а трех спортивных оболтусов ее ровесников – в роли карт. Обаятельный высоченный блондин Вовочка, сам себя назначивший Германном, нарезал вокруг древней перечницы (меня в роли Графини) круги. Лез обниматься-целоваться, гаденыш-геронтофил. А наша стильная умница Владислава каким-то образом оказалась Пушкиным… Чувствуете да, как все неоднозначно задумывалось?
Может, просто Поэт не пришел в последний момент и Влада нас выручала? Бросилась на амбразуру… Или, наоборот, это был самый настоящий Пушкин из всех возможных?
Времени на подготовку и репетиции не оказалось. Вчера решили. Сегодня изображаем. С костюмами тоже напряженка. Но кого и когда такие мелочи тормозили?
Остальные ашки, как нормальные люди, принесли из дома заварку, плюшки, сахар-рафинад и салфетки. Тоже вложились в процесс поздравления.
Химия была последним уроком. Ну, все со звонком как кинулись сдвигать столы… Фердинандовна смотрела за этим действием заинтригованно. Предчувствуя приятности, но не подозревая мистической глубины…
А шесть заговорщиков тем временем ускользнули из класса в раздевалку. Пересчитаем: Тройка, Семерка, Туз, Германн, Старуха Графиня и сам Пушкин.
Парни крепили к пиджакам карты – важная подробность – английскими булавками!
Я натягивала поверх школьной формы длинную, как сейчас помню, темно-зеленую юбку, горбилась. Для образа повязала зачем-то темно-синий шерстяной платок (старуха-дворянка, ага…), нацепила очки… Закашляла, ссутулилась…
Влада с томиком Пушкина в руках была самой спокойной. Ничто вроде не предвещало безобразий. Но… А чего это она? Наше все, наше Солнце, Поэт – бабник, мужчина, красавец с кудрями… А Влада?