В классе хозяина Грэи больше никто и никогда не называл Тютей! До самого выпускного стал Лехой. Жека и Диман обходили его в школьных коридорах по широкой дуге.
Физрук затолкал дерзкого доходягу к своему приятелю в бокс. Леха честно занимался четыре раза в неделю. Заработал первый юношеский разряд. Муха. Вес пера. Называйте как хотите. Из плюгавого и тонкошеего слабака он стал стальной пружинкой.
Спортивная карьера, впрочем, Лешу не привлекала. Армия. Вуз.
Сейчас он Алексей Михайлович. В рост не пошел, но мал золотник, да дорог.
Замечательный врач. Уникальный специалист. Жена красавица и умница, выше мужа на голову. Живут дружно. У их детей есть собака и два кота.
Крыс Алексей Михайлович заводить не может. Воспоминания о Грэе мешают.
Она обожала петь. Человеческое ухо не различает этот диапазон звуков, воспринимая лишь отдельные щелчки и скрежет. Но на самом деле пение крысы похоже на птичье. Что-то среднее между трелями соловья и скворца.
Грэя в душе была как минимум оперной дивой, садилась рядом с Лешей, горлышко дрожит, усы врастопырку, глазки блестят, пальчики здоровой передней лапки сжимаются. Иногда после выступления тянулась, совала нос в ухо мальчика. Фыркала.
Спала не на подушке – мама была категорически против! Рядом, в изголовье. Оказалась невероятной аккуратисткой. В клетке чисто. Свои делишки строго в пластиковый лоток в уголке. Ни одной ее какашки на полу никто ни разу не находил.
Проказничала? Да. Погрызла в шкафу любимое мамино платье… Скандал был жуткий.
Что еще? Иногда воровала мелочи, особенно блестящие. Если теряли заколку или что-то вроде этого, в первую очередь искали в клетке. Деньги тоже тырила, но только железные маленькие монетки.
Один раз укусила соседку, которая вошла без звонка и стука. На обычных гостей и родных агрессивно не реагировала. Если кто-то ненавидел крыс, старалась не попадаться на глаза. Бабушка, например, с Грэей почти не пересекалась.
Ума палата? Целый дворец! Не девочка – профессор психологии, к тому же практик.
С ума сходила по яблокам и растворимому кофе.
Перед смертью – седая и растолстевшая – пыхтела, явно пытаясь спеть напоследок. И пристраивала мордочку в ладонь Алексея.
Шкаф
На одной из наших в тот момент бесконечных съемных квартир маленькая Лиза увидела шкаф. А я как раз читала ей перед сном «Хроники Нарнии». Детка была крошечная. Шкаф огромный, внушающий некий трепет даже мне. Так что вход в страну Аслана дочь искала регулярно. Забиралась внутрь, стучала в заднюю стенку.
К вопросу о говорящих животных…
Ее умение общаться со шмелями, птицами, собаками и лошадьми давно вышло за рамки чего-то реального…
Может, и находила? И сбегала в Нарнию?
Но это лирическое отступление. А речь-то про преступление.
Было дело.
Четырехлетняя красотка прикинулась спящей. А я поверила, что успешно уложила ребенка на послеобеденный отдых, и ушла в ванную. Чистить перышки, мыть голову… Спит же. Все же хорошо.
Ага. Три раза.
Пока я наводила красоту. Недолго.
Дочь вооружилась ножницами. Где добыла, интересно? Я их убирала далеко… Влезла внутрь хранилища вещей. И постригла, порезала все, с чем справилась, на высоте своего роста. Полы плаща, рукава всей одежды – отвалились, легли на пол.
А я в полотенце на голове, в комнату заглядываю, обнаруживаю, что в постели ребенка нет, а дверца шкафа приоткрыта.
Ну и взвейся занавес над сценой.
Распахиваю обе дверцы. Дочь с ножницами в руках испуганную мордаху ко мне поворачивает.
Не сразу, но понимаю масштаб бедствия. Отнимаю ножницы. Вытаскиваю наружу дочь. Начинаю рыдать над любимым черным плащом. Это было такое трудное время, каждая вещь – чуть ли не драгоценность. Купить новую фатально не на что. Слезы градом. Что носить? А-а-а-а. А-а-а-а.
Напуганная дочь блестит глазами из кроватки.
В дверь звонок. Журавлик заявилась.
Впускаю ее. Стою в соплях, на подгибающихся ногах. Всхлипываю. Ленка, перешагивая порог, ловит меня и прижимает к груди. Гладит по спине. Решила, что кто-то умер.
Я вырываюсь, хватаю подругу, затаскиваю в комнату и показываю на ворох изувеченной одежды на полу.
Принимаю позу, одна рука на груди, другая к потолку – Сара Бернар сдохла бы от зависти, если бы могла лицезреть такой трагический накал.
Лена же присвистывает в восхищении. Поднимает плащик отдельно, его рукава и полы отдельно и показывает дочери.
– Детеныш, твоя работа?
Лиза натягивает одеяло по плечи, отворачивается к стене, принимает позу спящего ангелочка – локоны на подушке, ручки под щечкой – и отключается.
А что? Над ухом никто не воет, спать не мешает.