- Допустим, выбор есть всегда, - откашлявшись, возразил старикашка. - Только это не нам решать, а тебе. Мы в этой пьесе всего лишь статисты. А герой у нас - ты, Рауль. Так уж получилось. Так что решать тебе.
- Ты только знай : что бы ты не выбрал - мы тебя поддержим, - вступила Мэнди. - И если ты решишь отступить, никто тебя не осудит. В конце концов, что бы эти сестры-ведьмы тебе не наговорили, я по-прежнему считаю, что ты слишком много на себя взваливаешь. Как будто ты один ответственен за судьбы мира. Почему именно ты должен жертвовать собой?! По-моему ты и так сделал предостаточно, и уже пострадал за свое благородное стремление - вспомни что случилось в склепе. Ты заслужил за свой героический поступок всеобщее уважение и немеркнущую славу, которая останется с тобой, что бы ты не сделал и куда бы не пошел. Подумай об этом. Еще не поздно уехать. Пусть рейнсберкцы сами расхлебывают кашу которую заварили. А на счет своего роста не волнуйся. Мы всегда будем любить тебя, как бы ты не выглядел, правда брат?
Рувэн и старикашка согласно замычали.
Я ошеломленно смотрел на них. Горячая речь Мэнди произвела на меня обратный эффект. Я вдруг, как воочию, увидел нашу возможную дальнейшую жизнь: похороны, замученного герцогом, бедняжки Клауса, а вместе с ним и моего тела. Бесконечные скитания и постоянный страх быть обнаруженными. Необходимость все время притворяться ребенком, и, как последняя капля - сцена свадьбы Мэнди с каким-нибудь красавцем-атлетом, на которой я буду присутствовать в качестве свидетеля. Еще бы, ведь Мэнди всегда будет любить меня. Как брата.
- Спасибо, друзья, - произнес я, когда ко мне вернулась способность говорить. - Вы помогли мне принять решение. И я решил остаться. Вы со мной?
- Гип-гип-ура! - закричал Рувэн, срываясь с места и заключая меня в объятия. - Вот это тот Рауль, которого я знаю. Да мы за тобой в огонь и в воду!
- Покажем этим мерзавцам где раки зимуют! - воскликнул старикашка, воинственно размахивая кулаками.
И только Мэнди, казалось, была недовольна моим выбором. Улучив момент, когда мы остались одни - старикашка с Рувэном пошли проверять лошадей, она сказала.
- Знаешь, у меня для тебя кое-что есть.
С этими словами Мэнди достала из сундука какой-то длинный сверток.
- Давно надо было тебе отдать, да как то все не получалось.
Я развернул бумагу, и сердце мое на мгновение замерло.
- Это же... Это же моя шпага! - Я не верил своим глазам. - Как тебе удалось ее сохранить?! Во всех переделках в которых мы побывали...
- Я всегда помнила как она для тебя важна, - грустно улыбнулась Мэнди. - Помнишь, ты без своей шпаги даже из тюрьмы отказался уходить.
- Точно, и тебе пришлось перед побегом еще взломать кабинет капитана, чтобы вернуть мне шпагу. Наверно в тот момент ты считала меня просто упертым остолопом.
- Да я и сейчас так считаю, - рассмеялась Мэнди.
- Ты, между прочим, тоже упрямая, - хмыкнул я. - Знаешь, тогда, когда ты шла по веревке, натянутой между крышами, я чуть с ума не сошел от страха за тебя. Мне казалось, что ты вот-вот упадешь. Я себе все костяшки пальцев до крови обкусал от переживаний.
- Да, давно это было - Мэнди вдруг стала серьезной. - Кажется, будто целая жизнь прошла.
Мы помолчали.
- Как странно, - я погладил эфес шпаги, - но за все время моего пребывания в Рейнсберке, мне ни разу не пришлось использовать шпагу. В каких только переделках я не побывал, но шпагу даже из ножен ни разу не вынул. И вот сейчас - я выхожу на самый решающий поединок в своей жизни, - а шпага мне вроде как и ни к чему. Только мешать будет. Знаешь что?! Спрячь-ка ты ее обратно в сундук, до лучших времен. Они ведь наступят, верно?
Мэнди кивнула и молча взяла шпагу. Мне даже показалось, что она всхлипнула. Но когда она повернулась ко мне, ее глаза были совершенно сухими, а голос ровным.
- Есть ли способ отговорить тебя от этого безумия, Рауль? - тихо спросила она.
- Нет, - покачал головой я. - На этот раз я не отступлю.
- Что ж, видимо настал теперь твой черед идти над пропастью по тоненькой веревке. А мне остается только волноваться.
Не знаю почему, я почувствовал что задыхаюсь. Не в силах произнести ни слова от нахлынувших на меня чувств, я лишь кивнул головой