Выбрать главу

  - Так значит вы - музыкант? - спросил я у щеголя с мандолиной, когда молчание стало невыносимым.

  - Музыкант и поэт, - пропел в ответ щеголь, аккомпанируя себе на инструменте. - И довольно известный.

  Лейтенант хмыкнул в кулак.

  - Я в столице недавно, - произнес я, стараясь говорить как можно более вежливо, - не могли бы вы назвать мне какое-нибудь из ваших самых известных произведений, возможно, я их слышал.

  - О, да большая часть из тех песенок, которые распеваются в салонах принадлежит моему перу, - отмахнулся Тьери. - Если вы хоть раз были на приеме, или на представлении в опере, то, наверняка слышали. Хотя бы вот эта, сейчас очень популярная - и он запел приятным тенором: "Принеси мне розу, пастушок..."

  - Да, наверно слышал, - соврал я - не хотелось признаваться, что единственное представление, на котором я до сих пор побывал в столице было цирковым, и то в качестве участника. - А что вы сейчас сочиняете?

  - Да так, небольшую безделушку, для обеда на озере у герцога. Такой, знаете ли, полосатый шафранный мотив, с небольшими изменениями в табулатуре...

  У меня создалось такое впечатление, что музыкант только что говорил на каком-то иностранном языке, но мне не хотелось переспрашивать и выставлять себя деревенщиной. Положение спас бравый лейтенант.

  - Ох уж этот Тьери, - сказал он, подкручивая ус, - иногда такое скажет, что и сам Трогг не разберет его тарабарщину. - А вы, принц, в столице впервые?

  Я кивнул.

  - И сразу же попали в переделку, - прокомментировал лейтенант. - Ее высочество очень высоко отозвалась о вашем мужественном поведении - вызвать самого герцога, на это, знаете ли, не каждый бы решился! А, кстати, что вы делали на набережной так поздно ночью? Вы остановились неподалеку?

  Вопрос был задан как бы между прочим, но я видел, как жадно прислушивается к нашему разговору Тьери, да и сама принцесса перестала приветствовать подданных и, поглаживая болонку, посматривала в нашу сторону. И что мне делать? Сказать правду, что я пошел искать сбежавшую лошадь, как какой-нибудь подпасок, значило навеки опозорить себя в глазах прекрасной принцессы. И тем более немыслимым казалось, рассказать ей о Толстой башне. На мое счастье, в этот момент взревели трубы, объявляя о начале процессии. Я промычал что-то неразборчивое и поспешно отошел к краю балкона, чтобы понаблюдать за праздничным шествием. Видно было, действительно, великолепно.

  Впереди шли 100 танцоров в белых костюмах с колокольчиками на ногах, жонглируя шпагами, а за ними 50 мальчиков били в тамбурины. Следом несли трех сплетенных из ивовых прутьев великанов, таких огромных, что они достигали 2-го этажа домов. Великаны изображали собой богов-прародителей, и в конце церемонии сжигались на огромном костре возле реки. Следом двигались, распевая гимны, представители всех братств, магистрата и городских цехов, каждый с собственным флагом и гербом. Проходя мимо нас, они снимали шляпы и низко кланялись принцессе. Все это было прекрасно, но меня беспокоило то, что принцесса ни разу даже не глянула в мою сторону. Зато Тьери с лейтенантом не отходили от нее ни на шаг. Время от времени они высматривали в толпе какого-нибудь урода или чудака, и принимались отпускать на его счет довольно плоские шуточки. Я чувствовал себя лишним и от этого начинал злиться. Кроме того, я не понимал, зачем меня пригласили - защитников у принцессы, по-видимому хватало и без меня, не понятно только было, почему вчера на набережной они отсутствовали.

  В конце концов, принцессе надоело рассматривать процессию, и она приказала подавать легкое угощение, состоящее из цыпленка, зажаренного на углях и куропаток в горшочках, а также всевозможных соусов. Слуги быстро сервировали стол, и рядом с каждой тарелкой положили что-то вроде маленьких вил с двумя зубцами. Я заметил, что Тьери и лейтенант переглянулись и, затаив дыхание, уставились на меня, ожидая, как я справлюсь с этим прибором. К счастью, я уже видел, как пользуются вилками - не такая уж мы и провинция, столичная мода дошла и до нас, так что их ждало большое разочарование. Но, злорадствовал я недолго, поскольку придворные были твердо намерены взять реванш.