Нафаня еще раз попытался растолкать Буша. Но где там…
«Почему он все время спит? И днем и ночью! Странно!» — Нафаня размышлял об этом, перестилая постель на другую сторону. Так чтобы лечь лицом к окну. Мало ли что там еще появится! Нужно быть готовым ко всему.
Он снова улегся, но сон так и не шел. Нафаня лежал, поглядывая в окно, и старался не думать о загадочном страшном лице, так напугавшем его сегодня. Нервничая, он слегка постукивал кончиками пальцев по стене.
— Кто здесь? — вдруг прозвучал вопрос. Голос был приглушенный, напоминал замогильный…
Нафаня подскочил.
— Кто здесь? — повторно спросил Буш. Он почему-то все же проснулся и, так вот, очень неожиданно для Нафани, заговорил…
Сообразив кому принадлежит голос, Нафаня подался к Бушу: — Леша, это я! Ты разве меня не узнаешь?
— …Узнаю!.. Как ты сюда попал?
И не дождавшись ответа, Буш попросил:
— Пить!..
Нафаня спешно включил свет и стал наливать в стакан воду из крана, расположенного в углу палаты. Попутно, взахлеб, он рассказывал Бушу о том, как так получилось, что его положили в изолятор. Нафаня старался выложить все побыстрее, словно опасаясь, что Алексей вот-вот опять провалится в свой бесконечный сон…
— Я съел всю твою кашу, — честно признался Нафаня, заканчивая свою речь.
— Ничего, ничего! — с трудом прошептал Буш, из последних сил борясь с собой, чтобы снова не впасть в забытье.
Понимая, что его товарищ вот-вот снова уснет, Нафаня поспешил задать вопрос, так мучивший его все это время:
— Буш, почему ты все время спишь?
— Я, я…..
Последовала долгая пауза. Нафаня напрягся, ожидая ответа.
— Полагаю, они специально колют мне психотропные лекарства… Хотят, чтобы я молчал… Аминазин называется….
— О чем молчал?
Но Буш опять провалился в сон, так и не попив воды. На вопросы он уже не реагировал…
— Леша! Буш! — пытался растормошить товарища Нафаня.
«Что же он хотел сказать? Почему детдомовское начальство так боится Буша? В довершение ко всему — ужасное видение в окне. Это явно был не сон. Рассказать кому ни будь? А кому? Бушу не успел… Один я! Совсем один…»
Нафаня внимательно разглядел спящего. И без того худой Буш, сейчас при свете люминесцентных лам выглядел еще изможденнее, чем тогда, когда они впервые встретились.
— Эх, жизнь наша жестянка! — вздохнул Нафаня и щелкнул выключателем. Он решил, во что бы то ни стало, попытаться уснуть.
После утреннего медосмотра доктор заявил Нафане:
— Что ж, молодой человек! Ваше здоровье более не вызывает у меня никаких опасений. За сутки, проведенные в боксе, вы посвежели, и выглядите преотлично. Так что не вижу нужды больше держать вас здесь! Вы можете вернуться в свою группу, и вообще к активной жизни. И даже еще успеете ко второму уроку в школу…
Нафаня, понимая, что его передышка от этих ужасных детдомовских порядков закончилась, попытался неуклюже соврать:
— Но у меня еще сильно болит живот!
«Пусть лучше страшные рожи ночью в окне, чем эти хулиганы в нашей группе! — подумал он про себя. — Один Катя чего только стоит! Ждет, наверное, когда я появлюсь, чтобы свои издевательства продолжить».
Но доктора не так-то легко было провести.
— Ничего, ничего. Поболит и перестанет. Угрозы уже нет. А от школы уклоняться… Придумай-ка, что-нибудь получше!
Нафаня во время этого разговора изучал лысого, доброго с виду Павла Антоновича и думал:
«Он явно во всем слушается Нелли, и сделает для нее любую вещь. Но почему? Может быть, он ей тоже родственник? Буш говорил, что они здесь почти все родственники… Хотя лично мне этот доктор пока, вроде бы ничего плохого не сделал. Даже совсем наоборот…»
Врач лично отвел Нафаню к Козлявской.
— Нелли Трофимовна! Пожалуйста, получайте! Этот мальчик теперь абсолютно здоров. В изоляторе ему делать нечего, — Павел Антонович в подтверждении своих слов подтолкнул Нафаню навстречу старшей воспитательнице. — Забирайте в целости и сохранности.
7
Для Нафани начался новый этап жизни в детском доме. Он стал ходить в школу.
Потянулась череда одинаковых, похожих друг на друга дней. Через какое-то время Нафаня понял: скорее всего, также хорошо учиться, как когда-то, в прежние времена, он, пожалуй, уже не сможет… А если и сможет, то только по одному предмету, да и то — географии…