— Видалъ-миндалъ?
— Послушайте… Да, вѣдь, вы чудо сдѣлали!! Да вѣдь, я теперь вѣкъ за васъ молиться буду.
— Мамаша! Сокровище мое. Я самый обыкновенный земной человѣкъ. Мнѣ небеснаго не нужно. Зачѣмъ молиться? Завтра срокъ моему векселю на полтораста рублей. А у меня всего восемьдесятъ въ карманѣ. Если вы…
— Да, Господи! Да, хоть всѣ полтораста!.. И, подумавъ съ минуту, сказалъ Двуутробниковъ снисходительно:
— Ну, ладно, что ужъ съ вами дѣлать. Полтораста, такъ полтораста. Давайте!
РОКОВОЙ ВОЗДУХОДУЕВЪ
Наклонившись ко мнѣ, сверкая черными глазами и страдальчески искрививъ ротъ, Воздуходуевъ прошепталъ:
— Съ ума ты сошелъ, что ли? Зачѣмъ ты познакомилъ свою жену со мной?!
— А почему же васъ не познакомить? — спросилъ я удивленно.
Воздуходуевъ опустился въ кресло и долго сидѣлъ такъ, съ убитымъ видомъ.
— Эхъ! — простоналъ онъ. — Жалко женщину.
— Почему?
— Вѣдь ты ее любишь?
— Ну… конечно.
— И она тебя?
— Я думаю.
— Что жъ ты теперь надѣлалъ?
— А что?!
— Прахомъ все пойдетъ. Къ чему? Кому это было нужно? И такъ въ мірѣ много слезъ и страданій… Неужели еще добавлять надо?
— Богъ знаетъ, что ты говоришь, — нервно сказалъ я. — Какія страданія?
— Главное, ее жалко. Молодая, красивая, любитъ тебя (это очевидно) и… что жъ теперь? Дернула тебя нелегкая познакомить насъ…
— Да что съ ней случится?!!
— Влюбится.
— Въ кого?!
Онъ высокомѣрно, съ оттѣнкомъ легкаго удивленія поглядѣлъ на меня.
— Неужели, ты не понимаешь? Ребенокъ маленькій, да? Въ меня.
— Вотъ тебѣ разъ! Да почему же она въ тебя должна влюбиться?
Удивился онъ:
— Да какъ же не влюбиться? Всѣ влюбляются. Ну, разсуждай ты логично: если до сихъ поръ не было ни одной встрѣченной мною женщины, которая въ меня бы не влюбилась, то почему твоя жена должна быть исключеніемъ?
— Ну, можетъ быть, она и будетъ исключеніемъ.
Онъ саркастически усмѣхнулся. Печально поглядѣлъ вдаль:
— Дитя ты, я вижу. О, какъ бы я хотѣлъ, чтобы твоя жена была исключеніемъ… Но — увы! Исключенія попадаются только въ романахъ. Влюбится, братъ, она. Влюбится. Тутъ ужъ ничего не подѣлаешь.
— Пожалѣлъ бы ты ее, — попросилъ я.
Онъ пожалъ плечами.
— Зачѣмъ? Отъ того, что я ее пожалѣю, чувства ея ко мнѣ не измѣнятся. Ахъ! Зачѣмъ ты насъ познакомилъ, зачѣмъ познакомилъ?! Какое безуміе!
— Но, можетъ быть… Если вы не будете встрѣчаться…
— Да вѣдь она меня уже видѣла?
— Видѣла.
— Ну, такъ при чемъ тутъ не встрѣчаться"?
Лицо мое вытянулось.
— Дѣйствительно… Втяпались мы въ исторію.
— Я жъ говорю тебѣ!
Тяжелое молчаніе. Я тихо пролепеталъ
— Воздуходуевъ!
— Ну?
— Если не ее, то меня пожалуй.
Въ глазахъ Воздуходуева сверкнулъ жестоюй огонекъ.
— Не пожалѣю. Пойми же ты, что я не господинъ, a рабъ своего обаянія, своего успѣха. Это — тяжелая цѣпь каторжника, и я долженъ влачить ее до самой смерти.
— Воздуходуевъ! Пожалѣй!
Въ голосѣ его сверкнулъ металлъ;
— Н-нѣтъ!
Въ комнату вошла молодая барышня, хрупкаго вида блондинка, съ разъ навсегда удивленными сѣрыми глазами.
— Анна Лаврентьевна! — всталъ ей на встрѣчу Воздуходуевъ. — Отчего вы не пришли ко мнѣ?
— Я? Къ вамъ? Зачѣмъ?
— Женщина не должна спрашивать: "зачѣмъ?". Она должна идти къ мужчинѣ безъ силы и воли, будто спящая съ открытыми глазами, будто сомнамбула.
— Что вы такое говорите, право? Какъ такъ я пойду къ вамъ ни съ того, ни съ чего.
— Слабѣетъ, — шепнулъ мнѣ Воздуходуевъ. — Послѣднія усилія передъ сдачей.
И отчеканилъ ей жесткимъ металлическимъ тономъ:
— Я живу: Старомосковская, 7. Завтра въ три четверти девятаго. Слышите?
Анна Лаврентьевна бросила взглядъ на меня, на Воздуходуева, на вино, которое мы пили, пожала плечами и вышла изъ комнаты.
— Видалъ? — нервно дернувъ уголкомъ рта, спросилъ Воздуходуевъ. — Еще одна. И мнѣ жалко ее. Барышня, дочь хорошихъ родителей… А вотъ, поди жъ ты!
— Неужели придетъ?!
— Она-то? Побѣжитъ. Сначала, конечно, борьба съ собой, колебанія, слезы, но, по мѣрѣ приближенія назначеннаго часа — роковыя для нея слова: "Воздуходуевъ, Старомосковская, 7 м — эти роковыя слова все громче и громче будутъ звучать въ душѣ ея. Я вбилъ ихъ, вколотилъ въ ея душу — и ничто, никакая сила не спасетъ эту дѣвушку.
— Воздуходуевъ! Ты безжалостенъ.
— Что жъ дѣлать. Мнѣ ее жаль, но… Я думаю, Господь Богъ сдѣлалъ изъ меня какое-то орудіе наказанія и направляетъ это орудіе противъ всѣхъ женщинъ. (Онъ горько, надтреснуто засмѣялся). Аттила, бичъ Божій.