— Он — охотничья собака.
— Охотничья? И где ж такие маломерки водятся?
— Далеко.
— Понятно, что не близко. Ежели бы водились близко, я бы о таких охотничьих собаках знал. Вставайте, милорд, погрузим вашего отца на лошадь и поедем в замок. Только сначала поищем, может, что ценного есть у горцев.
Старик подошел к телам, без стыда задрал им юбки и срезал ножом найденные под ними небольшие сумки.
— Одна медь, — недовольно пробурчал он, — Ан нет, есть серебрушка. — Он ссыпал содержимое кошелей горцев в свою поясную сумку и пристроил в чехол у седла их копье, убившее его милорда.
— Головы вы резать будете, или мне это сделать? — будничным голосом, как будто речь шла о нарезке колбасы, спросил старик.
— Зачем?
— Что зачем, милорд?
— Зачем головы резать?
— А как вы докажете, что отомстили за отца? — удивился в свою очередь старик. За одного убитого нужно убить двоих. Это все знают. Вы это сделали, и теперь нужно представить доказательства…
— Кому?.. Кому доказательства представлять?..
— Будем вашего батюшку отпевать, провожать в последний путь, как полагается. Приедет служитель Заката и спросит, отомщен милорд или нет. Вы предъявите ему головы, и ваш батюшка без долгов будет препровожден в свой последний путь. Служитель даст вам подтверждение, что вы свой сыновий долг выполнили. А когда поедете к барону получать рыцарское звание, то свидетельство это и представите. Это, милорд, все знают. И значит, испытание вам проходить не надо будет. Помогите мне вашего батюшку на коня взгромоздить. Он хоть и худой, но кости у него, видимо, из свинца сделаны.
Старик подошел к телу мертвого хозяина, отстегнул пояс с ножнами. Сам меч подобрал с земли. Обтер о юбку горца и вложил в ножны. Затем подал на вытянутых руках Антону.
— Примите, милорд, знак своей власти.
Стажер горестно вздохнул, отпустил на траву спаниеля и взял пояс. Застегнул на себе и почувствовал непривычную тяжесть.
— Так кто головы резать будет? — вновь поинтересовался старик.
— Режь ты, — ответил Антон и отвернулся. Неожиданно подумал, что не знает, как слугу зовут. За все время их разговора он не удосужился спросить его имя. Не оборачиваясь к сопящему слуге, наконец поинтересовался:
— Вас как зовут?
— Кого? — переспросил старик и перешел к следующему телу.
— Ну вас…
— Так я тут один. Других нет, милорд. Говорите вы как-то странно, загадками. Видимо, издалека прибыли. И собачка у вас издалека… и одежда… и сапог нет… Готово. Рейдеры-разведчики. Знатный трофей.
— Тебя как зовут? — догадался Антон и горько про себя усмехнулся.
«Сколько ему еще предстоит узнать о этом мире».
— Можно свистнуть. Можно крикнуть. Я сразу прибегаю, как услышу. Можно по имени позвать…
— Твою же мать… — не выдержал Антон и истерически расхохотался. Затем с минуту сыпал отборной бранью на русском.
— Сразу видно, что вы, милорд, ученый, — одобрительно произнес старик. — Небось, у греков учились. Столько слов, и все неизвестные.
Антон замер, он впервые услышал знакомое слово.
— У греков? — Он повернулся к слуге и глядя на того широко открытыми глазами переспросил: — У кого, ты сказал?
— Так у греков, милорд. Греки известные во всей империи ученые мужи. Ну так что, поехали? — Слуга держал в одной руке мешок с головами, другой придерживал своего коня.
— Ваш конь за теми кустами, милорд, — показал он рукой. — Сами сходите, или привести его.
— Сам. Приведу. Если дастся.
Это была семейная казачья гордость Загнибеды. Традиция, которую в семье соблюдали поколениями неукоснительно. Уметь скакать на коне и махать шашкой. Антон прошел за кусты и увидел привязного к дереву старого конягу. Он по возрасту лишь чуток уступал своему прежнему хозяину. Конь стоял, пофыркивая, и меланхолично жевал траву. На подошедшего молодого незнакомца он обратил такое же внимание, как на мух, что садились ему на бока и голову. Взгляд умудренного жизнью когда-то боевого коня, высокого, статного, мощного, а сейчас худого, показался Антону философским. Мол, все проходит. Стажер отвязал коня от дерева и, потянув за уздечку, вывел того на поляну.
— Он подо мной не сдохнет? — спросил он слугу.
— А че ему сделается? — небрежно ответил тот. — Вы только сильно не гоните его. Немолод уже. И вот, возьмите сапоги вашего батюшки. Негоже босым в замок въехать, пересуды начнутся… люди у нас темные, суеверные…
Натягивая сапоги, которые издавали еще тот запашок и оказались несколько великоваты, проворчал: