О Владе знала только, что он поступил в универ на юрфак и будет адвокатом. Сама о нем ни у кого не выспрашивала, одноклассницы же при ней о Владимире старались не говорить, чтобы не травить ей душу: о Настиной безответной любви в классе знали все.
Она старалась смириться со своей планидой, по макушку загружая себя различными делами и истово надеялась, что со временем если не забудет, то хоть вспоминать о нем сможет без саднящей боли в сердце.
Она уже почти убедила себя, что Влад давно о ней забыл, зачем она ему, когда вокруг полно умных и красивых девчонок, когда он сам позвонил ей перед Новым годом. Поздравил с праздником, расспросил, как дела, рассказал о себе и одноклассниках, и в конце каким-то сконфуженным тоном признался, что жутко по ней соскучился, чем сразил ее напрочь.
Задохнувшись, она не смогла выговорить ни слова из-за перехватившего горла спазма, и он, не дождавшись ответа, хмуро попрощался и повесил трубку. После этого звонка она не смогла уснуть и всю ночь проворочалась с боку на бок, уверяя себя, что это просто банальная формула вежливости и совершенно ничего не значит, и всё равно невесть на что надеялась.
Потом он стал звонить регулярно, пару раз в неделю, и они с ним болтали по полчаса, а то и больше. Влад называл это «отвести душу» и заявлял, что ни с кем не чувствует такой духовной близости, как с ней. Она испытывала то же самое. После разговора с ним жизнь казалась такой прекрасной, что хотелось петь.
Она с нетерпеливой тоской ждала его очередного звонка, чтобы услышать ласково-ироничный голос, говоривший ей «здравствуй, моя радость!». Порой он звучал так приветливо, что она невольно начинала думать, что Влад чувствует то же, что и она, и ей стоило большого труда обрести прежнее равновесие. Не помогало даже зеркало, настоятельно предостерегавшее ее от напрасных надежд и мечтаний.
После каждого разговора с Владом из глубины измученной души всё чаще вырывался вопль – а вдруг? Ведь бывают же чудеса на свете…
Так они болтали пять лет, почти до окончания Настей медакадемии. Владимир несколько раз предлагал ей встретиться и поговорить вживую, но она упрямо отказывалась, изобретая для этого самые немыслимые предлоги.
Нет, ей очень хотелось увидеть Влада, полюбоваться его широкими плечами и красивым мужественным лицом. Вот если бы при этом можно было остаться невидимкой… Но, поскольку это невозможно, то лучше им и не встречаться. Она надеялась, что за прошедшие годы из памяти Влада стерся ее далеко не пленительный образ, и он помнит только ее довольно приятный голос. Так для чего напоминать ему о том, что она, по сути, не красивее бабы-яги? Пусть уж лучше так.
На последнем курсе, в мае, гуляя после занятий с девчонками по театральному скверу, она увидела Владимира. Он почти не изменился. Только стал еще привлекательнее и выше. Да и в плечах раздался. Как обычно, одет был с иголочки – в тонкую кожаную куртку и отменно сидящие на нем черные брюки.
Он был не один. Рядом с ним шла прелестная светлокудрая девушка в ярко-синем плаще, играющем на солнце радостными искорками. Влад нежно обнимал ее за плечи, наклонял к ней свое красивое лицо и что-то весело говорил, сверкая ровными зубами. В ответ девушка заливисто смеялась, сияя задорными глазками, и Влад поощрительно улыбался.
Когда же он наклонился и быстро поцеловал спутницу в пухлые губки, не выдержавшая истязания Настя сказала подругам:
– Ой, я совсем забыла, мне же мама велела хлеба купить, она сейчас с работы придет! – и убежала, оставив их недоуменно смотреть ей вслед.
Но Насте было всё равно, что о ней подумают другие. У нее была одна цель – прибежать домой и вдоволь нареветься без свидетелей.
Заскочив в квартиру, как в убежище, вдруг поняла, что плакать не может – в груди что-то закаменело, и сухие глаза жгло от непролитых слез. Они стояли у горла, мешали дышать, но наружу не вырывались. Облегчения не было. Ощущение предательства раздирало на части, хотя это было неуместно – Влад никогда ничего ей не обещал, за всё время их знакомства даже не намекнув на что-то более глубокое и возвышенное, чем дружба.
Но она всё равно чувствовала себя обманутой. Это очень смахивало на примитивную ревность, но избавиться от нее не хватало сил. Обида, для которой не было оснований, огнем опалила сердце, и она решила разорвать этот замкнутый круг. Она не желала больше служить Владимиру психотерапевтом. Она вообще не желала его больше знать. Хватит!