С полчаса Степан возился вокруг этой планки. Сначала он снял все книги с полки над панелью — какую-то зачитанную до дыр детективную серию — а потом перетаскал на большой стол и книги с полки ниже. Это оказалось труднее, потому что там кто-то расставил толстенные тома энциклопедии, нагло переврав их нумерацию и алфавитный порядок. Методичное прощупывание, простукивание и надавливание обоих полок ничего не дало, как и боковых, и задней стенки. Наконец, ему повезло: водя рукой под самой декоративной планкой, Степан нащупал едва ощутимый выступ, и нажал. Что-то щёлкнуло, деревянная махина со всей массой остававшихся в ней книг чуть сдвинулась влево. Степан осторожно нажал рукой, и шкаф на две трети вкатился в стену, открывая проход на последнюю лестницу.
Он торопливо поднялся в мансарду и, отыскав нужный ключ, вставил его в замочную скважину.
— Привет, номер три! Сезам, откройся!
«Сезам» оказался мужской берлогой, и уж её-то точно устроил лично месье Мишоне. Степан уже не удивился, увидев очередной камин, перед которым располагались журнальный столик и три дивана. В простенке между оконных ниш стоял большой бретонский буфет, превращённый в бар, а слева и справа от окон стены украшали со вкусом подобранные экспозиции. Одна, видимо, посвящалась Французской Африке, другая — Французскому Индокитаю. Чего там только не было, начиная элементами униформы и шаманскими масками, заканчивая берберскими кинжалами и огромным латунным гонгом с затейливым чеканным рисунком.
Справа от входа вдоль стены располагалась застекленная витрина, и это уже был личный музей дяди Этьена, однако всю его экспозицию составляли только два манекена. Один был одет в полную парадную форму Легиона, со всеми наградами, которые сержант-шеф Мишоне получил за годы службы. Другой был облачен в камуфляжный комплект и разгрузку — видимо, напоминание о временах работы в частных военных компаниях. Подойдя ближе, Степан обнаружил и третий экспонат: на высокой колонне-подставке лежали фотография, армейский жетон и резная деревянная фигурка.
Ключик от витрины был самым маленьким на «башенной» связке. Степан повертел в руках жетон: личный номер ему ни о чём не говорил, но вот «Серж Борю» явно никак не вязалось с «Этьен Мишоне». Положив обратно жетон, Степан взял с подставки фото. То ли фотограф плохо подобрал пленку, то ли просто зарядил единственную, какая была под рукой, но фото вышло затемнённым к краям и почти засвеченным к центру. Со снимка нерешительно улыбалась девушка лет двадцати, одетая в синие джинсы и джинсовую куртку. Темные волосы её были взбиты пышным начесом, по моде девяностых. Позади девушки можно было различить цветущее деревце, а за ним, совсем смутно — край крыши какого-то дома.
Степан пожал плечами, аккуратно положил снимок на прежнее место, и взял с подставки фигурку. Она была размером чуть побольше обычной лампочки, и резчику явно недоставало искусности, но он искупил это старательностью: приготовившийся к бою волк узнавался сразу. Особенно удачно получились вздыбленная на загривке шерсть, прижатые уши и грозно оскаленные клыки. Фигурка выглядела очень старой — дерево, из которого её сделали, успело от времени стать почти черным.
«Дуб, что ли?» — подумал Степан, вертя волка в руках. И тут прямо у его ног раздалось пронзительное мяуканье.
От неожиданности новый хозяин шато едва не уронил фигурку, отчаянно попытался подхватить её у самого пола, успел-таки поймать, но острые клыки больно царапнули большой палец, оставив за собой кровавый след. Степан недовольно заворчал, переложил волка в другую руку, но увидел, что оцарапанный палец успел всё же мазнуть по дереву. Ругаясь про себя, Степан ладонью принялся оттирать кровь, одновременно оглядывая комнату в поисках источника мяуканья.
Источник обнаружился немедленно: на журнальном столике у камина сидел тот самый рыжий кот, что встретил их с Жан-Пьером во дворе. С минуту человек и зверь внимательно рассматривали друг друга, и Степан отметил про себя, что шерсть у кота не просто рыжая, а с рыжими полосами разных оттенков, что грудка у него белая и что выражение морды — невероятно грустное.
Злость куда-то улетучилась. Он ещё раз осмотрел статуэтку — кровь частью стёрлась, но часть наверняка навсегда останется в дереве — и поставил волка обратно в витрину. Закрыл стеклянную дверцу, обернулся, и сделал осторожный шаг в сторону камина. Кот всё так же сидел на столике. Ещё шаг. Кот и не подумал убегать, только склонил голову на бок, словно говоря: «Ну и чего ты тут крадёшься?» Степан усмехнулся и не спеша пошел к печальному гостю.
— Так ты всё-таки дядин? — человек говорил по-французски, решив, что знакомые звуки кот воспримет спокойнее. — Знать бы ещё, как тебя зовут. И как ты сюда пробрался. Я что, входную дверь плохо закрыл?
Кот внимательно слушал его, потом коротко мяукнул и, потянувшись, обнюхал руку Степана. После этого ткнулся мохнатым лбом в пальцы, спрыгнул со стола и затрусил к выходу.
— Буду звать тебя Тигра, — решил новый хозяин, шагая следом.
* * *
День выдался долгим — дом, простоявший нежилым почти полгода, нуждался в уборке, а когда с ней было закончено, за окном уже сгустились мартовские сумерки. Чемоданы и сумка стояли у подножия лестницы, оставленные на завтра. Ящик, привезённый транспортной компанией, Степан и вовсе решил вскрыть позже — ему хотелось в первую очередь обойти и осмотреть территорию поместья. Рыжий кот не отходил от человека весь день, а когда тот устроил, наконец, перерыв на обед, немедленно взобрался в соседнее кресло, и с большим удовольствием слопал предложенную ему колбасу. Гладиться, впрочем, кот таки и не дался.
Наступил вечер. Ворота, автомобиль и входная дверь были заперты («пожалуй, надо будет всё-таки поставить охранную систему»). Нашлась и телефонная розетка, но Степану было лень искать в вещах модем и ноутбук, и тянуть через всю гостиную кабель. Даже вставать из кресла не хотелось. Потрескивали поленья в камине — дровница обнаружилась с обратной стороны башни, рядом с маленьким помещением котельной. Спал в своём кресле кот, умудряясь даже во сне сохранять немного грустное выражение на пушистой морде.
«Надо бы кровать перестелить», — мелькнула в голове у Степана последняя связная мысль.
Проснулся он разом, будто по щелчку, и несколько секунд не мог понять, где находится, и почему вокруг так темно. Камин прогорел, только дотлевали последние угольки. Мерно тикали большие напольные часы в углу, где-то снаружи посвистывал ветер.
— Вздремнул, называется, — забормотал спросонья Степан по-русски, осторожно потягиваясь, чтобы размять одеревеневшее от неподвижности тело.
Чуть хриплый, вкрадчивый голос где-то рядом произнёс по-французски:
— Не понимаю, хозяин. Что вы хотите?
— Твою ж за ногу!!! — Степан, насколько мог поспешно, вскочил, лихорадочно пытаясь вспомнить, на какой стене он видел выключатель.
Кто-то щёлкнул пальцами, и в камине снова весело вспыхнул огонь на невесть откуда взявшихся свежих поленьях. Пламя осветило комнату, а заодно и соседнее кресло, в котором удобно устроился маленький — ноги его даже не свешивались с сиденья — человечек. Лицо незнакомца почти целиком скрывали широченная кустистая борода и роскошные усы; из-под косматых нависших бровей на Степана внимательно и с легким недоумением смотрели зелёные глаза. Человечек был одет в чёрные бриджи, короткую чёрную куртку и чёрную же шляпу. На шляпе за алой лентой было заткнуто перо сойки, а вокруг талии, перехватывая белоснежную рубаху, был повязан широкий алый кушак.
— Вы кто?! — выдохнул Степан уже не так нервно. Незнакомец не выглядел опасным. Впрочем, это никак не меняло того факта, что он сумел проникнуть в дом при запертой двери.