— Нет! — это Самира выпалила громче, чем ее голова могла себе позволить
— Тогда почему вы в бреду постоянно называли его имя? — вмешалась медсестра. — Да и вел он себя так, словно вы — пара.
Самира коснулась ладонью лба, осторожно проверяя повязку. Тон медсестры говорил о том, что Тимур здесь успел всех достать. Правда, как именно он себя вел пока загадка. Загадка, над которой вообще не хотелось ломать голову. Единственное, что Самира хотела — это чтобы ее оставили в покое.
— Я не знаю, я была в бреду, как вы говорите. Он просто мой сотрудник. — произнесла она, теряя остатки способности удерживать стон от боли.
Очевидно, на сей раз девушку решили не терзать, забрали градусник, врач отдала распоряжения медсестре, ожидающей в дверях, присмотреть за Самирой эту ночь и дать ей сейчас обезболивающее. Сама же обещала зайти завтра с утра и вышла. Рита еле дождалась, пока медсестра сделает укол и покинет палату следом за врачом.
— Ребенок? — спросила, многозначительно Рита, ерзая на месте от нетерпения, очевидно не желая упустить подробности. — Почему я об этом не знаю?!
— Рита, это не то, о чем бы я хотела говорить сейчас. Не нужно, чтобы о нем кто-то знал, так что полагаюсь на твой закрытый рот.
— Я-то промолчу, да только как это долго утаишь? Скоро все узнают… а твой папа тоже не в курсе?
Молчание Самиры говорило само за себя. И тут Риту осенило, она порозовела от гнева моментально.
— О, мой Бог! Значит, вы с Кириллом поссорились из-за этого? Он бросил тебя, когда узнал??? Ну, это ему так не сойдет, я найду на него управу! Подумать только, он мне таким серьезным, положительным казался!
— Рита! — вставила серьезно Самира, собирая себя в кучу последними усилиями. — Я бы хотела, чтобы ты не лезла в мою жизнь. Все, о чем я тебя прошу, так это чтобы ты помалкивала, ладно? Знаю, для тебя будет это слишком тяжело, но прошу тебя, не усложняй мне жизнь. Я сама со всем разберусь…
— Ты что, что за шутки?! Да как ты одна с ребенком… — не сдавалась Рита, схватившись за свою кудрявую рыжую голову. Эта девушка не могла оставить проблемы Самиры без внимания, поскольку именно сейчас ее подруга нуждалась в помощи. Рита уже собиралась еще что-то сказать, но Самира опередила ее:
— Рита, я очень хочу спать, скажи моему папе, что со мной все хорошо, ладно? Спасибо тебе за все…
Рита не смогла бы промолчать, она не таким была человеком, но теперь она словно онемела. Оказывается, что ничего не знала о девушке, которую знала, как думала до этого, очень хорошо. Конечно, она ничего никому не скажет, но они еще серьезно поговорят!
Пока Самира спала, ей грезились видения, вызывающие беспокойства и страх. Страх не хотел умирать, он говорил, что ее жизнь катится ко всем чертям. Но какая-то ее часть говорила, что жизнь ее теперь освещена теплым солнцем, название которому дать было совершенно невозможно. Нет таких слов, чтобы описать.
Чудеса начинаются
Конечно, прошло несколько дней, прежде чем боли перестали мучить Самиру так, что лишнее движение вызывало в ней бурю эмоций. Просто какой-то финиш, и она все не могла понять как ее так угораздило. Отец, когда увидел ее в таком состоянии, не мог сразу взять себя в руки. Он помнил, как погибла мать Самиры и то, что дочь может повторить ее судьбу, пугало до смерти. Это было видно невооруженным глазом. Даже стало жалко его.
— На тебя это не похоже, Мира. Ты чем старше, тем сильнее на нее подражаешь матери. — говорил он, хмурясь и сидя в на стуле скромно и ровно как солдат.
— Ты так говоришь, словно быть похожей на маму — преступление. Она была твоей женой пятнадцать лет.
На это папа в замешательстве уставился на Самиру, которая никогда раньше не разговаривала с ним об этом. Тема о его погибшей жене было негласным табу со времени ее смерти.
— Прости за беспокойство, папа. — рассматривая свои исцарапанные руки, сказала она, нахмурив переносицу, и желая не доставлять родному человеку еще больше тревог. Он вообще ни в чем не виноват, зачем она с ним так?. — Иногда я невыносимая дочь.
Отец вздохнул и поспешил изменить тему разговора. Говорить о чувствах он не умел никогда.
— Мне на днях звонил Кирилл. Вы что, расстались? Я думал, он тебе нравится.
Это была плохая тема и девушка уже почти забыла, что хотела больше не волновать отца.
— Да, я тоже так думала, но оказалось что это не так, — Самира продолжала прятать взгляд
Ответ ее был бесцветный, и было непонятно рада она этому или расстроена.
— Хорошо, я выхлопочу для тебя отдельную палату. Не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. — выдавил он, сообразив, что больше Самира по поводу своих с Кириллом отношений говорить не будет. У них еще будет время обсудить это в более подходящей обстановке.
— Папа, это совершенно лишнее. Все хорошо, правда, и дополнительные два человека никак меня не потревожат, напротив, даже развлекут. — убедила девушка с теплой улыбкой.
— Тебе что-то принести? — папа явно нервничал, он не знал как и чем помочь, тем более, что Самира отказывалась от помощи. Свою помощь он всегда видел в материальной стороне вопроса.
— Да. Мамины книги. Те самые, с верхней полки. — попросила вдруг она.
Мужчина с подозрением посмотрел на дочь, а затем сказал осторожно, понизив голос.
— Мира, если тебе нужно поговорить, ты всегда можешь рассчитывать не меня. — однако и он и его дочь до конца не верили, что поговорить они спокойно, все таки, могут.
— Я знаю, папа, спасибо тебе, но не волнуйся, и все же принеси мне книги…
Когда отец ушел, Самира задумалась о том, что ей нужно будет рассказать ему о том, что с ней происходит, поскольку, как верно заметила Рита, это станет скоро заметно. А пока у нее есть дней десять чтобы решиться на то, на что в глубине души она уже решилась — оставить в покое это дитя и дать ему родиться. Это стало очевидно, она просто не имеет права поступить иначе после этой аварии — знак более, чем подходящий, даже не беря во внимание особенность этой беременности. Отец — закоренелый традиционал, известный адвокат, свою репутацию он блюдет больше, чем что-либо еще. Но и он должен будет смириться. Главное, чтобы он не сожрал Самиру до того, как родится этот ребенок.
Кроме книг, у Самиры появились нити и ткань для вышивки. Это она просила принести Риту, когда та пришла помочь устроится подруге в новой палате. Поговорить наедине им не удалось, но на лице у Риты было написано — она ждет момент, чтобы взяться за подругу как следует и проработать ее. Если Рита что решила, то отделаться от нее было уже невозможно.
Святые писания не давали Самире того, что она в них искала. А что она искала, ей и самой было сложно объяснить. Когда она брала в руки Библию, ей казалось, что перед ней стоит священник в черной рясе и неодобрительно смотрит на нее. Когда брала в руки Коран, перед ней было лицо мусульманина, который так же неодобрительно смотрел на нее. Буквы прыгали и сливались в единую беспорядочную массу, как стружка после работы столяра над деревянной скульптурой. Стружка есть, а самого изделия, главного, не видно. Или она просто не могла узреть этого главного. Тогда она принималась за вышивку, и все само собой в голове упорядочивалось, а покой, хоть и ненадолго, но приходил к ней.
Женщины, с которыми ей довелось лежать в одной палате, были все старше ее, обе с травмами головы, которые случились по причинам таким же самым, что ни на есть, глупым. С ними Самира общалась весьма дружелюбно, они были добрыми и чуткими женщинами, но чаще они беседовали без ее участия, подозрительно поглядывая на книги Самиры, а так же на ее вышивку. Никто не задавал ей вопросов, но на их лицах читалось то, что они бы очень хотели эти вопросы задать. Наверное, они считали ее по меньшей мере баптисткой. Это было своего рода обидное прозвище.