— Далеко еще? — спросила Полли.
— Миль десять-двенадцать, — ответил я. — Потерпи.
Я заметил, что крылья ветряных мельниц начинают вращаться. Подул горячий ветер, неся с собою тучу. Послышались раскаты грома.
— Далеко еще, па? — спросил Тим.
— Миль восемь-десять, — ответил я. — Потерпи.
Но туча эта мне не понравилась. Она становилась все темнее и тяжелее и быстро двигалась в нашу сторону.
— Прячь головы! — крикнул я ребятам. — Сейчас начнется ливень!
Мы во всеоружии встретили грозу. Она была недолгая, но дождевые капли были такие горячие, что чуть не обжигали нас. Они отскакивали от капота машины, словно искры. Через минуту небо снова прояснилось, и дождь остался позади.
— Далеко еще, па? — спросила Мери.
— Миль шесть-восемь, — ответил я. — Потерпи.
— Па, — сказал Уилл; он не спрятал от дождя голову, как было ведено, и у него промокли волосы. — Па, посмотри, что с нашим початком!
Я нажал на тормоз и вышел из машины. Ну и ну! Початок снова стал ярко-зеленым! Ливень смыл с него всю побелку.
Я снова прыгнул за руль, и мы помчались.
— Следите за кузнечиками! — крикнул я.
— Слежу, па, — отозвалась крошка Кларинда. — А вот и они!
Да, скажу вам, это была гонка! Кузнечики с гиканьем гнались за нами развернутым строем Старый «франклин» скрипел, стонал и лязгал на все лады, но не сдавался. Мы подскакивали на ухабах, иногда перелетали через них.
— Сейчас догонят, па!
Я вдавил педаль акселератора до отказа. Вскоре впереди показались флаги и вымпелы выставки.
Но мы опаздывали. Самые быстрые прыгуны уже были на крыше, и мы слышали, как они теребят и рвут обертку початка. Пока мы доберемся до выставки, на крыше машины останется голая кочерыжка.
Но тут старик «франклин» стал плеваться огнем, свирепо грохоча и треща. Прыгуны отскочили на целую милю, и мы въехали на территорию выставки.
Я влетел прямо в главный павильон и изо всех сил нажал на тормоз.
— Закройте все двери! — закричал я. — Кузнечики! Кузнечики наступают!
Двери захлопнулись, и мы смогли наконец отдышаться. Вокруг нас начали собираться зрители, и глаза у них лезли на лоб, а рты раскрывались от изумления при виде нашего початка. К тому же голодные прыгуны очистили початок от обертки так тщательно, как только можно пожелать.
Мы сняли его с крыши машины и положили на двух садовых столах. Пришли члены жюри и спросили, под чьим именем его зарегистрировать.
— Мак-Брум, — ответил я. Уиллджиллэстерчестерпитерполлитимтоммериларриикрошкакларинда Мак-Брум!
Жюри присудило нам сразу первую, вторую и третью премии да еще почетный диплом. Двери павильона были все еще закрыты, и там стало очень жарко.
Ребята выстроились в ряд, чтобы их сфотографировали для местной газеты. Победоносная улыбка растянулась от Уилла на одном конце шеренги до крошки Кларинды — на другом. Полуденное солнце так и припекало сквозь стеклянную крышу. И вдруг раздался страшный взрыв.
Сперва я подумал, что это старикан «франклин». Вовсе нет! Это, оказывается, затрещал наш огромный, трижды премированный початок. В павильоне было так жарко, что зерна испеклись, словно в печке.
Ну и шум стоял, ну и гром! Зерна вздувались и взрывались, как пушечные ядра, прыгали и отскакивали от стен и потолка. Бах-бах-бах! Бах-бах-бах-бах-бах! Посетители испуганно пригнулись, иные убегали. Початок стрелял настоящими залпами, зерна разлетелись по павильону и сугробами лежали на полу. Бах-бах-бах! Всех нас мгновенно засыпало пушистой жареной кукурузой. Она поднялась до потолка. Забила до отказа весь павильон и высадила двери.
Кузнечиков нигде не было видно — ни единого. Вся эта пальба перепугала их, и они улетели. Может быть, отправились на Луну: прослышали, наверно, что она из зеленого сыра. Больше мы их не видели.
Мы пробыли на выставке до вечера, все остальные — тоже. Кое-кто натопил целые ведра масла, а некоторые сбегали в город и принесли бочонки соли. Жареной кукурузы было больше чем вдоволь. С маслом и солью — объеденье! Одного зерна хватало на целую семью.
Говорил я вам, что скорее готов жить на дереве, чем соврать? Так вот когда вечером мы вернулись домой, то дома-то и не оказалось: он был съеден, сгрызен, исчез с лица земли! Мистер Джон Узколицый был не только долговязым, тощим, нечесаным и близоруким: он был еще и дальтоником. И он выкрасил наш дом в зеленый цвет!
Да — жить в беседке, построенной ребятами на дереве, немного тесновато. Но зато как приятно смотреть на призовые ленты и медали, которые мы развесили на ветках.
4. ПРИВИДЕНИЕ
Духи? Ну еще бы, о духах я могу вам кое-что я что порассказать. Не будь я Джош Мак-Брум, если на нашей чудесной ферме не завелось однажды привидение.
Не знаю, когда этот чертов дух у нас поселился, но подозреваю, что уже после того, как мы построили новый дом. В тот год зима была ужас какая холодная, хоть и не такая, чтобы честный человек стал рассказывать о ней всякие выдумки. Одно скажу, зажигать спички нужно было с осторожностью. Пламя примерзало к спичечной головке, и приходилось дожидаться оттепели, чтобы задуть его.
Старожилы говорили, что для здешних мест зима была довольно холодная, но не так, чтобы очень. Правда, мы лишились нашего петуха Горлана. Он вскочил на кучу дров, разинул клюв, чтобы оповестить о наступлении дня, и мгновенно замерз насмерть.
Я думаю, что и этот дух, шныряя вокруг нашей фермы, так же вот примерз к ней.
Первыми обнаружили его ребята. На дворе потеплело, и они выбежали поиграть. Я в то время болел ларингитом, уже три дня говорил только шепотом. Коротая время, слушал оркестр Джона Филиппа Соузы на граммофоне. Флейты звучали замечательно!
И вдруг ребята вбегают в дом, и глаза у них какие-то странные.
— Па, — говорит Ларри, младший из мальчиков. — Па, а петухи превращаются в духов?
Я попытался прокашляться.
— Никогда об этом не слышал, — просипел я.
— Но мы только что слышали, как Горлан кукарекает, — сказала Джилл, старшая из девочек.
— Не может этого быть, малыши, — прошептал я, и они опять побежали резвиться на солнышке.
Я завел граммофон, и оркестр мистера Соузы снова загремел из похожей на вьюнок трубы. И вдруг ребята снова вернулись, все одиннадцать.
— Мы опять его слышали, — сказал Уилл.
— Ку-ка-ре-ку! — пропела крошка Кларинда. — Так ясно его слышали — яснее некуда! Там, на куче дров.
Я покачал головой.
— Это, наверно, были флейты мистера Соузы, — прохрипел я, и они опять побежали играть.
Снова завел граммофон, но не успел глазом моргнуть, как ребята вбежали вновь.
— Да, па? — сказал Уилл.
— Да, па? — спросила Джилл.
— Ты звал, па? — сделала удивленные глаза Эстер. Я снял иглу с пластинки и поглядел на них.
— Звал? — просипел я и хрипло засмеялся. — Да вы разве не знаете, сорванцы, что я могу говорить только шепотом. Ох, какие же вы сегодня несносные!
— Но мы слышали тебя, па, — возразил Честер.
— «Уиллджиллэстерчестерпитерполлитимтоммериларриикрошкакларинда», добавила Полли. — Точь-в-точь твой голос, так ясно его слышали — яснее некуда!
После этого они уже не выбегали играть. Поняли, на ферме у нас завелось что-то страшное. И впрямь, на следующее утро, на заре нас разбудило кукареканье. Точь-в-точь, старик Горлан. Но я сказал:
— Наверное, Гек Джонс завел себе петуха; это его мы и слышим.
— Гек Джонс не держит кур, — напомнила мне моя женушка Мелисса. — Ты же знаешь, он разводит свиней. Самых мерзких, самых злобных, каких я только видела. Я думаю, он надеется, что они подроют нашу ферму и выживут нас отсюда.
Гек Джонс был наш сосед, сущая язва. Он был высокий и тощий и такой же противный, как его костлявые арканзасские свиньи. Он уже несколько раз пытался отобрать у нас нашу замечательную ферму.