«Что это, — думаю, — они расплакались? Детей своих, что ли, растеряли?»
Я долго смотрел на чайку, а потом вернулся в избушку. Рыбаки снимали сети с шестов и относили подальше от воды, под дно баркасов подложили брёвна и вкатили баркасы на берег. Я удивился:
— В такую погоду только за рыбой идти, а вы к шторму готовитесь!
— Нельзя сегодня в море выходить, — сказали мне рыбаки, — шторм будет!
— На небе ни одного облачка, и ветра нет, откуда вы про шторм узнали?
Рыбаки мне на чайку показывают, а чайка всё по песку ходит и ахает.
— Вон, посмотри: «Чайка бродит по песку, рыбаку сулит тоску!»
К обеду подул ветер, он всё усиливался. Мы сидели в избушке. За стеной ревел океан, иногда волна докатывалась до стены и сотрясала весь домик. Рыбаки громко кричали мне в ухо. Я разобрал только: «…Мы бы сейчас в открытом море были. Спасибо чайке, — как шторм, она нас всегда предупреждает!»
Домик-ракушка
ёл я по морскому берегу, красивые камешки искал. Вижу — ракушку волны на песок выбросили. Внутри рак-отшельник сидит и на меня поглядывает; глаза у него, как бусинки, шевелятся на тонких ниточках.
Он из раковины себе домик сделал и отшельником живёт в нём, ни с кем не водится. Поднял я раковину и рака пальцем потрогал. Рак клешни убрал и ещё глубже спрятался в домик. А ведь раковина совсем не его домик, её рак нашёл на дне, в ней раньше жила улитка, только умерла, наверное. Рак в улиткиной раковине поселился и вылезать не хочет. Раковина мне понравилась. Только как из неё рака выжить? Взял я раковину и подальше от воды положил на песок, а сам сзади стою и ногой её придерживаю. Рак клешни высунул и хотел поползти к воде, а нога его не пускает. Он изо всех сил тянется, а нога всё равно его не пускает.
«Нет, — думаю, — ты себе в море ещё раковину найдёшь, а я где возьму?»
Вырывался рак, вырывался и вдруг вылез из раковины и по песку зашагал в море. Ножки в панцире, красные, а брюшко белое-белое и мягкое: поэтому он его в раковине прятал, чтоб рыба не отъела. Тут волна нахлынула — отхлынула, только белое брюшко мелькнуло в зелёной воде. А я пустую раковину в карман положил и пошёл домой. Рак, наверное, до сих пор помнит, как я у него отнял раковину.
Интересно, где он себе новый домик нашёл?
Воронин остров
гагачьем заповеднике на Белом море очень не любят ворон. Они там разбойничают. Гага улетит от гнезда, ворона только этого и ждёт: подойдёт к гнезду, гагачьи яйца проткнёт клювом и выпьет. Ворон там за это стреляют из ружей, а вороны хитрые: они живут на маленьком острове, а в заповедник прилетают только днём — кормиться. Я на этом островке был. Он весь каменный, на камнях растут зелёные мхи и бородатые ёлки.
Днём остров пустой. Вороны разлетаются в разные стороны. Только бегают по берегу на тонких ножках-палочках кулички-сороки и ищут в морских лужах водяных букашек.
Ещё видел я там маленького тетеревёнка. Он клевал большую жёлтую ягоду-морошку, но никак не мог проткнуть её клювом: так и убежал голодный.
Днём на острове тихо, только кулички пиликают.
Зато вечером стали слетаться вороны.
Они устраивались спать на ёлках, кричали, толкали друг друга и, наверное, хвалились, сколько за день натаскали яиц и птенчиков.
И так их было много, что кулички-сороки от страха перестали пиликать и улетели на другой остров.
А я всё боялся, что вороны найдут тетеревёнка и заклюют его.
Качурка
бурю волны поднимаются выше корабля. Думаешь, вот-вот волна накроет! Нет, прошла, следующая накатывается.
И так без конца: то опустит корабль в бездну, то поднимет высоко-высоко. Вокруг одни волны и волны.
В такой шторм даже киты держатся в глубине.
И вдруг между волнами что-то белое мелькает, как зайчики, ниточкой друг за другом верхушки волн пробуравливают. Присмотришься получше, а это стайка качурок летит, только белые брюшки видно. Не успеют качурки от волны увернуться, накроет их вода, они с другой стороны вынырнут. Лапками от волны оттолкнутся и дальше с криком летят. И как-то за них радуешься — маленькие они, а бесстрашные.