Весной бродил я с ружьём и решил посмотреть бобров. Когда добрался до хатки, солнце уже низко было. Около хатки речка перегорожена разными палками и сучьями — настоящая плотина. И воды набралось целое озеро.
Подошёл я тихонько поближе, чтобы увидеть бобров, когда они выплывут на вечернюю зорьку, да не тут-то было — выскочила из хвороста маленькая птичка-крапивник, задрала кверху свой хвостик и ну стрекотать: «тик-тик-тик-тик!»
Я с другой стороны подошёл — крапивник и туда перескочил, опять стрекочет, тревожит бобров.
Поближе подойдёшь — он юркнёт в сучья и внутри где-то кричит, надрывается.
Услыхали его крик бобры и под водой уплыли.
Так я бобров и не увидел.
И всё из-за крапивника. Он себе гнездо на бобровой хате свил и живёт вместе с бобрами как сторож: как заметит врага, так начинает кричать, пугать бобров.
Беспокойный хвостик
ашёл я лесной шатёр — старые ели сучья сплели, а внизу мягкая подстилка из жёлтых иголок. Темно в нём и душно, пахнет смолой.
Белка здесь когда-то обедала. Оставила она после себя целый ворох ощипанных шишек.
Стал я ворошить шишки. Смотрю, лежит комочек рыжей шерсти. Наверное, белку съела куница и только кончик беличьего хвоста валяется.
Серебристый паучок обвил его паутиной, устроил себе из беличьей шерсти закуток. Паучка я потрогал пальцем. Он испугался, быстро-быстро вскарабкался наверх и закачался на паутинке.
Поднял я беличий хвостик и засунул в пустую гильзу. Он весь туда уместился.
Дома, когда разбирал патроны, хвостик вынул и положил себе на стол.
Беспокойный этот хвостик оказался: как посмотрю на него, тянет меня опять бродить, искать лесные шатры!
МЕНДУМЕ
Мендуме
родил я по Тувинской области. И однажды взобрался на высокую гору и посмотрел вокруг…
Верхушки деревьев волнуются. Тёплый ветерок подул и вместе с криками птиц принёс издалека запах лесного пожара. С другой стороны холодный ветерок налетел.
Посмотрел туда — озеро таёжное на солнце блестит. Всмотрелся получше и заметил столбик белого дыма. Значит, кто-то там живёт.
Спустился я с горы и стал пробираться к озеру.
Когда добрался — на берегу стоит совсем не избушка, и не домик, и не шалашик, а чум из красной коры лиственницы. На солнце весь чум блестит от смоляных капелек.
В чуме горит костёр и сидит старик, курит трубку.
Поздоровался я с ним и сел у костра. Старик мне свою трубку дал покурить.
Кисет у него сделан из целой соболиной шкурки. Глаза и рот у соболя зашиты чёрными нитками, чтоб табак не высыпался.
Старика этого зовут Мендуме. Он тувинец.
Я спросил у Мендуме, почему кисет у него из соболя.
— В тайге от дождя весь вымокнешь, а табак всегда сухой.
Потом Мендуме рассказал мне, что всю жизнь он в тайге прожил, а озеро по-тувински называется Мюнь. По-русски значит озеро Щи.
Я не стал его расспрашивать. Оставил ружьё в чуме и пошёл по берегу озера.
Травы водяные переплелись так, что рыбам плавать не дают, щуки всё время выпрыгивают из воды.
Водяные курочки-лысухи по озеру бегают. Лапки у них не проваливаются, трава держит.
Смотрю, в одном месте лист кувшинки чуть-чуть приподнялся. Из-под листа лысушонок выскочил и побежал по воде. Лапки у него ещё маленькие, в траве запутались. Я в воду залез, хотел его освободить, а он как закричит. От его крика всё озеро сразу проснулось.
Из камышей взлетели утки.
На середину озера выплыла чомга с чомгоятами.
Это птица такая, с оранжевым воротником и рожками на голове. Чомгоята у неё на спине сидят, прижались друг к другу. Маленькие ещё, плавать, наверное, не умеют.
Увидала меня чомга, схватила чомгоят под крылья и нырнула на дно, только дорожка из пузырьков по воде запрыгала.
Я стал ждать, когда она вынырнет.
Долго ждал, а чомги всё нет.
Я испугался.
Вернулся поскорее в чум и стал рассказывать Мендуме, как чомга утопилась вместе с чомгоятами.
Мендуме засмеялся:
— Она давно в камышах вынырнула и уплыла на другой конец озера!
Я тогда успокоился и стал вспоминать, сколько на озере птиц, рыб и трав водяных видел. И понял, почему озеро это называется Щи.
В нём, как в щах, всё перемешано. Только не морковка, картошка и капуста, а птицы, рыбы, травы!