- Воронов.
На этот раз мужчина поднял голову, сморгнул и поднялся. Апатичный, понурый, безжизненный. Над ним будто темнота висела, не то чтобы агрессивная или угрожающая. А просто вялая. Громоздкая серая туча, темнеющая над его головой. Которую он всюду таскал за собой.
Шел Воронов покорно, как корова на бойню, заметно приволакивая ноги и волоча в руке сумку с вещами. К госпитализации он приготовился добротно и основательно.
Лежать у них Воронов любил - что ему дома-то делать с такими родственниками.
- Идемте, - бросила ему Ольга Артуровна, и завела его вместе с собой во внутренний больничный коридор, закрыв за собой дверь.
За которой тут же послышалось:
- Вообще уже обнаглели! Что творится! Ужас! Блатных водят у всех на глазах! Я вам всем покажу! Я до министерства дойду!
Во внутреннем коридоре было тихо. Ольга Артуровна привычно направилась к комнате для бесед, позвякивая в кармане ключами.
Воронов так же привычно понуро поплелся вслед за ней. И Ольга Артуровна даже на себе почувствовала, как волочется, расплывается над головой и накрывает и ее эта черная туча - будто ночь наступала.
К завотделением Воронов привык. Он был одним из первых пациентов, которых принимала Ольга Артуровна в этой больнице семь лет назад, когда пришла сюда работать. С тех пор, каждый раз, как Воронова госпитализировали, он просился к Ольге Артуровне. Она его принимала, опрашивала и определяла в отделение.
Пожалуй, она к нему даже своеобразно привязалась, как к старому, хоть и ненужному знакомому. А запомнился он именно семьей, которая вся в полном составе прибежала тогда к Ольге Артуровне.
Завотделением оглянулась убедиться, что пациент идет следом. Он шел. Тупо и послушно, уставившись в пол и безвольно свесив руки.
Семь лет назад он был намного живее. Тогда это был еще вполне подвижный человек, с которым можно было разговаривать нормально. Увидев его впервые, можно было и не заметить болезни. Конечно, минут через пятнадцать профессионалу становилась ощутима ненормальность поведения. Но не сразу.
Сейчас видно было с первого взгляда. Стаж большой.
- Проходите, - Ольга Артуровна отперла дверь кабинета и впустила Воронова внутрь.
С легкими - депрессивными - она обычно разговаривала прямо там, на диване в коридоре. Отводила подальше, где тише и нет посторонних глаз, и опрашивала, не занимая кабинетов. Они, погруженные в собственные переживания, обычно и внимания не обращали, где с ними врач разговаривает.
Но Воронов был их постоянным клиентом. Можно сказать, с историей...
...в тот первый раз родственнички его орали, требовали и даже взятку предлагали. Хотели одного - «оставьте вы его у себя насовсем, бога ради», «а то мало ли чего». Случиться там могло много чего и без этого Воронова. Наследственность. Если в семье есть шизофреник - не приходится ждать, что все остальные будут абсолютно психически здоровы.
Сами Вороновы, однако, про себя так не думали. И отчаянно боролись за то, чтобы удалить бельмо с глаза. Орали, качали права, умоляли, ползали на коленях. На тактичное предложение провериться - грозились пойти в министерство.
Если бы все, кто грозился пойти жаловаться на нее в министерство, до него доходили, очередь бы выстроилась до дверей амбулатории.
- Ну, давайте поговорим. Что у вас на этот раз случилось? - мягко спросила Ольга Артуровна, опускаясь на стул, отделенный от пациента длинной толстой столешницей. Не потому, что у врачей было так уж много документации при себе. Чего уж там - пара листов оформления и, может, история болезни - если не забыли захватить. Иногда, впрочем, довольно толстая.
А потому, что частенько пациенты у них были тяжелые, а временами и буйные. Стул для пациентов был намертво прикручен к полу.
Воронов сел, устроившись на самом краю. Снова сунул под ляжки ладони и уставился в пол. Черное его облако нависло над ним.
- Да так, Ольга Артуровна, - он неопределенно повел плечами. - Жена вот. Приходила, - он тяжело вздохнул, непонятно на кого сетуя. - С топором за ней бегал, - снова будто бы покаянно вздохнул.
Острая фаза у него уже прошла - голоса он сейчас если и слышал, то сознавал, что доверяться им не стоит. Остался только резидуальный бред[2]. А потому Воронов уже вернулся в свое обычное вялое, апатичное состояние. Даже речь у него стала несколько невнятная, будто он жевал слова и не вполне владел собственными губами. Со стороны складывалось ощущение, что ему физически тяжело двигать языком.
- Голоса? - сочувственно поинтересовалась завотделением.