— Какъ разъ для васъ! — ораторствовала миссъ Жульета. — Мистриссъ Блевари знаетъ Лондонъ, какъ свои пять пальцевъ, и видѣла лучшіе дни; это настоящая лэди! Она васъ не унизитъ своимъ обществомъ. Мистеръ Вителлини честнѣйшій малый; онъ бѣденъ, это правда, но со всякимъ можетъ случиться несчастье. Онъ хорошо пишетъ и, какъ и графъ, интересуется химіей. Онъ будетъ вамъ полезенъ, увѣряю васъ. Это доброе дѣло, повѣрьте. Къ тому же они ваши соотечественники.
Добрая миссъ Жульета и португалку причислила къ дочерямъ Италіи. Хозяйка совершенно напрасно тратила свое краснорѣчіе, потому что графъ и графиня ровно ничего не имѣли противъ ея протеже, и на слѣдующее утро Лоренца, выйдя въ залу, увидѣла сидѣвшими у дверей двѣ странныя фигуры. Графиня всплеснула руками и, воскликнувъ: — вотъ такъ уроды! — не отвѣчая на низкіе поклоны, бросилась за мужемъ.
Знавшая лучшіе дни, мистрисъ Блевари оказалась маленькимъ, толстымъ существомъ съ усами, какъ у жандарма, чернымъ какъ нечищенный сапогъ, одѣтымъ въ красную робу, зеленую шляпу и лиловые чулки. Ея толстыя кривыя ноги висѣли, не доходя до полу; отъ пудры, которая обильно осыпалась на ея выступающую грудь и почти такъ же выдающуюся спину, лицо ея казалось еще чернѣе и усы задорнѣе, пальцы были въ кольцахъ съ крупными цвѣтньши стеклами. Около нея еле сидѣла задыхающаяся толстая моська, высуня языкъ, раскорячивъ ноги и все время чихая. По другую сторону двери осторожно, согнувшнсь въ три раза, сидѣлъ старикъ въ зеленыхъ очкахъ и съ зеленымъ козырькомъ надъ глазами. Онъ нюхалъ табакъ и тоже поминутно чихалъ, стараясь дѣлать это не въ разъ съ моськой.
Лоренца, введя Каліостро, снова всплеснула руками и сѣла на диванъ отъ смѣха. Уроды встали и низко поклонились. Графиня, преодолѣвъ. смѣхъ, подбѣжала къ мистриссъ Блевари и быстро заговорила:
— Никогда не снимайте этого платья, дорогая синьора, никогда. Мы такъ будемъ ѣздить по городу, и ваша душка мосенька съ нами! Какъ ее зовутъ? Психея? Прекрасно! Мнѣ будетъ казаться, что всегда карнавалъ! Иногда и синьоръ Вителлини будетъ насъ сопровождать (тутъ любитель химіи и Психея разомъ чихнули). Мы весь Лондонъ сведемъ съ ума!
И она стала крутить португалку. Моська не двигалась вслѣдъ за ними, только чихала всякій разь, когда онѣ кружились около нея. На слѣдующее утро Вителлини перевезъ свой чемоданъ, а Блевари свой сакъ, гдѣ была испанская шаль, кастаньеты, двѣ бутылки хереса, молитвенникъ и три рубашки, и семейство графа увеличилось двумя персонами, не считая Психеи.
7
У Вителлини было много свободнаго времени, которое онъ проводилъ обыкновенно въ кабачкѣ «Трехъ китовъ», гдѣ былъ давнишнимъ завсегдатаемъ и имѣлъ много друзей. Увидѣвъ, что «любитель химіи» не слишкомъ полезвнъ при опытахъ, Каліостро пользовался имъ для посылокъ, но и на это дѣло «честнѣйшій малый» оказался мало пригоденъ, такъ какъ постоянно пропадалъ и возвращался домой ночью съ помутившеюся памятыо и преувеличеннымъ сознаніемъ собственнаго достоинства.
Желая помочь своимъ собутыльникамъ вь случавшихся иногда денежныхъ затрудненіяхъ, онъ имъ посовѣтовалъ обратиться къ графу Каліостро, говоря, что тотъ человѣкъ богатый, добрый и притомъ «философъ», слѣдователыю не будетъ очень разбираться, правду ли говорятъ просители. Между другими былъ косоглазый мистеръ Скоттъ и нѣкая Мэри Фрсй, которымъ Вителлини долго не говорилъ о графѣ Каліостро. Наконецъ, у нихъ дошло дѣло до того, что прямо хоть полѣзай въ петлю.
Тогда Вителлини открылъ и этимъ своимъ пріятелямъ о добротѣ своего патрона.
На ихъ несчастье у Каліостро въ данную минуту не было денегь, онъ ждалъ присылки изъ Рима. Мэри Фрей, назвавшаяся для большей простоты супругой мистера Скотта, сдѣлала печальное лицо и медлила уходить. У нея было пріятное, откровенное лицо съ свѣтлыми глазами и нѣсколько большимъ ртомъ, въ данную минуту завуаленное досадой и озабоченностью.
Каліостро постоялъ нѣсколько минутъ, утѣшая гостью, но печаль не сходила съ ея физіономіи. Мэри сидѣла, опустивъ глаза, и готова была заплакать.
— Ну, такъ я пойду. Простите, что я васъ безпокоила, графъ. Благодарю васъ за доброту… — и она, пошатнувшись, оперлась на спинку кресла, будто чтобы не упасть.