Просветительство Казгирея Матханова имело специфическую направленность: как уже говорилось, вместе с типографией Казгирей привез из Турции младомусульманские идеалы, густо замешанные на дрожжах шариата.
Он искренен в своих политических воззрениях и религиозных проповедях и, как многие другие младомусульмане, восставшие против феодализма, увидел в Октябрьской революции путь к осуществлению некоторых религиозно-демократических идеалов. Поэтому он отвернулся от белых. Но он и не примкнул к лагерю большевиков. Он избрал третий путь, сформировав самостоятельный шариатский отряд, который в союзе с большевиками дрался против белогвардейцев. Для Матханова это была борьба против князей и богачей, которые-де «отошли от истинного понимания правоверности», борьба за «возрождение нравственной чистоты народа, счастливого благословением аллаха и его пророка».
Как известно, Ленин призывал проявлять чуткость и гибкость в работе среди мусульманских трудящихся, учитывать огромную роль религиозного и национального моментов в их жизни. Но терпимость коммунистов к этим религиозно-национальным моментам подвергалась большим испытаниям. Хорошо, если «истинное понимание правоверности» совпало с национально-освободительным движением и борьбой за дело трудящихся против белогвардейцев и национальных феодалов. Хорошо, когда это прогрессивное понимание подтверждалось делом и пролитой кровью, как это было в борьбе шариатистов против белогвардейцев на Северном Кавказе, в Северной Осетии и Кабардино-Балкарии в частности. Но куда сложнее (с точки зрения размежевания — куда проще) обстояло дело, когда «истинное понимание правоверности» политически смыкалось с оголтелым религиозным фанатизмом и национал-шовинизмом.
Казгирей начал с устных проповедей и печатных обращений, в которых он призывал кабардинцев во имя сохранения народа не воевать друг с другом, ибо их объединяет вера. «Пусть мусульманин подаст руку мусульманину». Он призывал не продавать лошадей большевикам, которые-де обратят купленное на войну против правоверных. Развитие гражданской войны, казалось, раскрыло перед ним несостоятельность его призывов к классовому миру во имя единоверия и ради сохранения нации. Урок этот преподали Казгирею кабардинские белогвардейцы, убившие его отца. Но несмотря на это, при конкретной расшифровке религиозно-политических идеалов Казгирея из них вырисовывается программа, объективно враждебная интересам трудящихся: «Судить по шариату, управлять по Советам. И первый закон — закон всех законов — свобода! Для мусульманина закон шариатский, для немусульманина — новый, советский. Признаешь шариат — к нам, не признаешь — к Советам…»
Мы видим, как Матханов пытается осуществить этот лозунг на деле в качестве верховного кадия, как, стремясь к тесному сотрудничеству с советскими органами, он лелеет надежду обратить их представителей в свою веру. Мы видим, как, приветствуя открытие советской кабардинской школы, он в то же время уверяет, что школа достигнет своей цели лишь в том случае, если в ней прозвучит священное слово корана. И это было идеологическим выражением определенных тенденций, исходящих из самой жизни, где старое не хотело сдаваться.
Читая роман, не только ощущаешь рельефно изображенные характеры, но и получаешь более глубокие представления о своеобразии социально-бытовой среды, о том, как цепки старые традиции, восстающие против нового или пытающиеся приспособиться к нему. Вот, казалось бы, частная история демагога и приспособленца Давлета, того самого Давлета, который начал свою деятельность в качестве председателя сельсовета с сооружения высокой башни-трибуны, чтобы произносить с нее «умонаправляющие» речи, а кончил скамьей подсудимых за мошенничество при распределении земельных участков. Портрет этого человека выписан с щедринской силой. И в то же время фигура этого приспособленца, принимающая зловещие очертания, неповторима по своей локальности. Это он, Давлет, уподобил фонд крестьянского комитета взаимопомощи традиционному филантропическому отчислению доли урожая в пользу бедных, освященному шариатом. И это было лишь одним из карикатурных преломлений проповедуемых Казгиреем «высоких» идей примирения социалистической революции и законов шариата. Но в большинстве случаев дело не ограничивалось подобными курьезами.